И вот он летит, плавно, медленно. Прохладный воздух обтекает его голову, плечи. Он смотрит вниз, на пруду — маленькие зеленые волны. А самое главное — на том берегу. Он теперь очень далеко, тот берег, как будто внизу не пруд, а какое-то огромное озеро или даже море. На том берегу стоит девочка в синем сарафане, опустила тонкую руку, а в руке несколько ромашек. Серединки ромашек горят желтым светом, белые лучи ромашек сияют. Девочка не узнает Юру, это он знает даже во сне. Она забыла его. Она с интересом, хотя без большого удивления смотрит на летящего мальчика, она не знает, что это он, Юра. Тот самый Юра, с которым она познакомилась в тихий летний вечер, когда закат был малиновым, а сосны красными, а над деревней Пеньки летали стрижи, свистя крыльями. А над лагерем горн звал на ужин: «Бери ложку, бери хлеб...»
Вот сейчас он долетит до нее, и она наконец узнает Юру, вспомнит, улыбнется. Он летит, летит, вот сейчас он будет около нее. Но тут голос говорит:
— Юра, проснись, пора в школу.
Настало утро. Как быстро оно настало!
Юра умывается, ест, идет в школу. А чувство счастливого полета не оставляет его — пружинистая легкость в спине, в ногах. Он идет в свою школу, вот она стоит на горке, и дорога знакомая до каждой трещинки в асфальте. Но праздничное чувство не покидает его, и кажется, если очень-очень захотеть, то можно оттолкнуться ботинками от асфальта — и взлетишь.
* * *
Муравьев чуть не заплакал, но решил, что это уж совсем ни к чему. Он сказал себе: «Спокойно». Потом он сказал себе: «Будем опираться не на то, чего мы не знаем, а на то, что мы знаем». Потом он еще раз сказал сам себе: «Спокойно».
Но спокойствию не было места в душе Муравьева. Надо было действовать, и немедленно.
«Он живет в деревянном доме на той стороне».
Муравьев пустился через дорогу, но тут, как назло, на светофоре зажегся красный свет, ринулись машины. Муравьев хотел проскочить между машинами, но милиционер свистнул в свисток, который у милиционеров всегда наготове, да еще и погрозил Муравьеву пальцем.
Когда Муравьев оказался на той стороне улицы, уже начало вечереть.
Где же этот деревянный дом? Все дома были белые, новые. Но должен же где-то быть дом, о котором только что говорила кассирша!
А вдруг его за эти дни снесли? Сейчас это быстро: раз бульдозером — и привет. А старик? А старик переехал. Не хотел, а потом захотел. Мало ли, какое настроение бывает.
Муравьев остановился посреди улицы в растерянности. От множества мыслей и предположений он совсем потерял нить своих стройных еще минуту назад рассуждений.
Перед ним стояла будка телефона-автомата. Может быть, позвонить Косте? Или Валерке? Ум хорошо, а два лучше, так говорит Варвара Герасимовна. Правда, Муравьев не всегда с этим согласен. Чаще всего и одного ума вполне достаточно, особенно такого хорошего ума, как у Муравьева. А может быть, все-таки позвонить и посоветоваться? Он нащупал в кармане две монетки, шагнул к автомату и тут увидел женщину с толстой сумкой на боку. Почтальон! Вот кто все знает! Все-таки Муравьев человек везучий.
— Скажите, пожалуйста, где здесь деревянный дом?
— Деревянный? Знаю, как же. Последний остался на весь наш микрорайон. Вон там, за четырнадцатиэтажным. — Она показала, куда идти, и ушла, унося на плече свою сумку с газетами и письмами.
Муравьев наконец увидел этот дом. Деревянный, двухэтажный, старый забор, кусты, скамеечка. Бродят по двору пестрые куры, клюют что-то невидимое. Тот самый дом.
Муравьев постоял у забора, подождал — вдруг хозяин выйдет из дома. Ведь, пока Муравьев пришел сюда, старик наверняка успел вернуться домой из булочной. Может быть, теперь он увидит в окно, что человек стоит у его забора, и хотя бы выглянет. Но никто не выходил и не выглядывал. Тогда Муравьев решился — он вошел в дворик, прошел мимо кур, поднялся по деревянным ступенькам и постучал в дверь. Он постучал очень вежливо, костяшками пальцев. Сейчас старый солдат услышит этот интеллигентный стук, откроет дверь, увидит Муравьева, Муравьев ему, конечно, понравится. Вежливый мальчик из пятого класса, все толково объясняет: зачем пришел, рассказывает про письмо, про музей, в котором теперь будет новый экспонат — фронтовой офицерский планшет, который был на фронте. Конечно, старый солдат обрадуется, что такой симпатичный человек пришел к нему. Сидит он один в своем доме, топит свою печку дровами. Скучно одному, наверное.