Как после таких слов не встать и не пойти? Конечно, Борису хотелось спросить: «А как же Галина Николаевна?» — но он не стал спрашивать. Он быстро собрал вещи, а Муравьев стоял уже в дверях, держал под мышкой сверток, нетерпеливо переступал с ноги на ногу, и в свертке что-то звенело.
Они быстро пошли наверх.
— Куда мы, Муравьев?
— Сам увидишь.
На двери написано: «Кабинет истории». Муравьев вошел в этот кабинет, и Борис вошел за ним. Там сидело трое. Красивая Катаюмова, высокий парень и еще один, поменьше, но тоже большой. Они все дружно обернулись и стали смотреть на Муравьева и на Бориса. Они молчали. Потом Катаюмова кивнула на сверток:
— Принес?
Муравьев промолчал, быстро сунул свой сверток в парту и сел. Борис хотел сесть с ним рядом, но высокий сказал:
— Что еще за детский сад? Ступай домой.
У Бориса задрожал подбородок. Всегда обидно, когда тебя прогоняют. А самое обидное, что Муравьев молчит и не заступается.
— Я пришел, — сказал Борис, чтобы хоть что-нибудь сказать.
Все засмеялись, только Муравьев не смеялся и молчал. Что же он молчит?
— Заметили, что ты пришел, — насмешливо протянул высокий. — Пришел, а теперь иди. Мы все в пятом классе, а ты в каком?
— Ну и что? — наконец сказал Муравьев. — Почему ты командуешь, с маленьким связался? Это Борис, он со мной пришел.
Борис громко вздохнул и сел рядом с Муравьевым. Все-таки Муравьев очень хороший.
— Я с Муравьевым, — осмелел Борис.
— Ну и что же, что с Муравьевым? — вдруг быстро заговорила Катаюмова. — Муравьев и сам-то здесь на птичьих правах. Муравьев лучше бы за себя самого научился отвечать.
— Почему это на птичьих? — возмутился Муравьев. — На птичьих...
— Ты думаешь, ты самый умный, Муравьев? А злого старика кто разозлил? А пулеметная лента? А? Сто раз обещал.
«Во ехидина! — подумал Борис. — Отдал бы уж он им эту ленту, все равно не отстанут».
— Придет время, будет и лента, — неохотно проговорил Муравьев. — Сказал — значит, все.
— Посмотрим, как ты будешь дальше выкручиваться, — пропела Катаюмова.
«Не такая уж она красивая», — подумал Борис.
— Хватит вам, — сказал не очень высокий мальчик, который до сих пор молчал и листал какую-то тетрадь в кожаном переплете. — Вам что, делать нечего?
Тогда высокий Костя совсем по-учительски постучал ключом по столу и сказал:
— Начинаем! У кого какие мысли появились за это время? Выкладывайте.
«Теперь не прогонят», — успокоился Борис и стал внимательно слушать. Разговор происходил удивительный и непонятный.
— Злой старик не сказал ни слова и захлопнул дверь перед нашим носом, — сказала Катаюмова. — Мы вчера ходили к нему с Валерой.
— И сказал: «Чтоб больше ноги вашей в моем доме не было», — добавил Валера. — Мы по делу пришли, а он дверь захлопывает.
— Так. — Костя перевел взгляд на Муравьева: — Ты, Муравьев, что скажешь? Есть какие-нибудь идеи?
Муравьев молчал. Ему так хотелось, чтобы были какие-нибудь идеи! Но никаких идей не было.
— А я слышал одну тайну, — вдруг сказал Борис. — Я как раз ел овсяное печенье, а там, под дождем, кто-то сказал тайну, и я слышал.
Борис и сам не ожидал, что осмелится произнести хоть слово на этом сборище таких взрослых и умных людей из пятого класса.
— Какую тайну? — закричали все и посмотрели на Бориса.
И он слово в слово громко повторил фразу, которую неизвестный человек произнес под дождем в школьном дворе:
— «Главное, чтобы никто не узнал о глобусе. Но я верю, ты умеешь хранить тайну».
Когда Борис произнес эти слова, все повскакали со своих мест и обступили его.
— Как? Как? Повтори еще раз! — Муравьев был не похож на себя, глаза горели, щеки пылали. — «Главное, чтобы никто не узнал о глобусе». Чувствуете? Тут целый клубок тайн. А вы говорите — маленький. Да он умнее некоторых больших!
Катаюмова трясла Бориса за плечи:
— Кто это сказал? Эти слова сказал же кто-то? Кто? Какой он?
— Я не знаю. — Борис пытался вытащить из ее цепких рук свои плечи. — Я выглянул, а там никого не было, дождь шел.
— Эх ты, не мог уж разглядеть! — Она наконец перестала его трясти и отпустила. Наверное, поняла, что ничего не вытрясешь.
Тут все заговорили наперебой. Борис ничего не понимал, хотя все слушал.
— Злой старик! Вот где главный ключ!
— Допустим.
— Значит, сначала к злому?
— Не подступишься.
— А я считаю так: Муравьев его разозлил, пусть теперь расхлебывает. — Это, конечно, сказала Катаюмова. — Пойдешь, Муравьев?