Тем снежным вечером в Зуудхзане началась наша дружба, ставшая впоследствии одним из самых ценных приобретений в моей жизни.
На следующий день после того, как старейшины деревни показали мне водопровод и гидрогенератор, которые спонсировал ИЦА, мы с Сарфразом сели в его вишневый «Лендкрузер» и поехали на север. Дорога была ужасной – покрытой смесью льда, грязи и булыжников. Мы направились к Баба Гунди Зиарат – небольшому восьмигранному святилищу на самом севере пакистанской границы.
Расстояние в 25 километров мы преодолевали целый час. Пейзаж был унылым и напоминал лунный ландшафт: голые холмы, ни единого дерева, кругом лишь огромные валуны и обломки скал. Неприветливая погода соответствовала суровому облику долины Чарпурсон (в переводе с языка вахи это название означает «пустынное место») – снег сменялся ледяным дождем, который шел почти параллельно земле из-за резких порывов холодного ветра с Гиндукуша.
Когда мы подъезжали к святилищу, то заметили, как пять конных пастухов гонят стадо из примерно двадцати яков. Видимо, это были киргизы, последний раз в преддверии долгой зимы перешедшие через Иршадский перевал и пригнавшие скот на продажу.
Сарфраз был знаком с пастухами, так что мы остановились, поприветствовали друг друга, а затем расстелили прямо на мокрой земле одеяло из шерсти яков и уселись пить соленый чай. И тут из-за поворота показался отряд из четырнадцати всадников-киргизов, посланных Абдул Рашид Ханом, чтобы отыскать меня. Они с шумом приближались к нам со стороны Иршадской тропы.
Их предводитель, Рошан Хан, был старшим сыном Абдул Рашид Хана. Обменявшись с приехавшими традиционными любезностями, Сарфраз полез в багажник машины, вытащил оттуда сорок мешков муки и подарил их киргизам. Это был заранее подготовленный подарок к грядущему празднику Ид (Ид уль-фитр, он же Рамадан, или Курбан-байрам. – Ред.) – одному из двух самых главных в исламском календаре. После этого мы в сопровождении всадников отправились в Зуудхан.
Мы вернулись в деревню ранним вечером и остановились в доме Сарфраз Хана. Это была обычная саманная сакля. Киргизы спешились и привязали лошадей, а хозяин тем временем выбрал жирного маи (барана), мягким движением уложил его головой на юго-запад – в сторону Мекки, – быстро произнес благословение и полоснул ножом по горлу животного. Когда кровь стекла, жена хозяина Биби Нума сняла шкуру, разделала тушу и занялась приготовлением ужина.
Ближе к ночи около сорока человек собрались в доме Сарфраза. Они расселись в единственной комнате размером пять на шесть метров, прислонившись спиной к закопченным стенам. Киргизы уселись, скрестив ноги, в своих огромных сапогах, из-за голенищ которых они вытащили ножи, которые послужат им столовыми приборами во время трапезы.
Обычно сидеть в обуви в доме считается неприличным, но Сарфраз сделал исключение для своих гостей. Если бы киргизы сняли сапоги, их ноги быстро бы отекли – такова реакция организма на длительное путешествие по высокогорью. Через несколько часов они просто не смогли бы надеть обувь.
Почти вся баранина была сварена в огромной кастрюле, а остальное обжарили на сковородке. Самым большим деликатесом считается думба – разваренное курдючное сало. Его поставили на блюде в самом центре комнаты, где оно возвышалось, как желеобразный золотистый десерт. Киргизы поглотили все яства с жадностью людей, которые несколько дней питались дождевой водой и жевательным табаком. Они пригоршнями зачерпывали жир, срезали мясо с костей ножами и, причмокивая, обсасывали кости. Съедено было абсолютно все: голова, семенники, глаза. И когда пиршество окончилось, мужчины тщательно вытерли испачканные жиром руки о собственные лица, волосы, бороды.
Когда все насытились, в комнату внесли китайские термосы, наполненные зеленым чаем, а вслед за ними – миски с араком – перебродившим кобыльим молоком. А потом настало время готовиться ко сну. Со всей деревни в дом Сарфраза принесли одеяла, а гости вышли на улицу, чтобы умыться.