Прежде всего решено было сделать «Рассвет» богато иллюстрированным журналом. Степа Музыченко, лучший художник в классе, взялся нарисовать обложку. Он работал над ней целых три дня, но обложка вышла и вправду замечательной.
Он изобразил двух учеников, идущих в школу. Вдали синее море. Над морем летают чайки, и где-то на горизонте белеет парус. Другой художник, Петя Чупрун, вместе с пионервожатым делали рисунки к тексту.
Следующим решением редколлегии было просить педагогов принять активное участие в журнале. Первой откликнулась на эту просьбу Евгения Самойловна. Она дала для журнала воспоминания о своем детстве. Это были очень хорошие и очень грустные воспоминания. Евгения Самойловна была дочкой шахтера и сильно бедствовала в детстве. В доме часто не бывало ни крошки хлеба. Но еще тяжелее пришлось маленькой девочке, когда отца за организацию забастовки забрала полиция. А учительницей Евгения Самойловна стала уже при советской власти.
Что же касается Василия Васильевича, то его и просить не нужно было. Он охотно написал для журнала коротенькую статью о планетах. Очень хвастались потом шестиклассники: в их журнале сотрудничает сам директор школы!
Сашко Чайка быстро придумал, как отплатить дерзкому насмешнику Чабанчуку. У «чемпиона по шахматам», как величал себя Чабанчук, он скромно попросил биографию Собакевича.
- Собакевича? Какого это Собакевича? - удивился Чабанчук.
- Известно, какого! - скромно ответил Сашко. - Того, что учил Лермонтова стихи писать. Поэта Собакевича.
- Собакевича? Поэта? - переспросил Чабанчук. - Что-то я того... Ага! Знаю! Знаю! Собакевич! Как же! Еще и портрет его видел в какой-то книжке.
Василий Васильевич говорит, - спокойно продолжал Сашко, - что в «Рассвете» надо поместить биографию этого поэта, учителя Лермонтова. Скоро сто лет со дня его смерти. Разве у вас еще не проходили его биографию?
- Не проходили? Конечно, проходили. Правильно, умер почти сто лет тому назад. У нас в седьмом классе это уже проходили. Но биографии его тебе дать не могу. Самому нужна для «Широкого пути».
Сашка душил смех.
Чабанчук немедленно отправился в школьную библиотеку. Следом за ним туда же поспешили товарищи Сашка, которым тот еще раньше рассказал о своей выдумке.
- Нет ли у вас биографии Собакевича - спросил Чабанчук.
- Какого Собакевича - удивился Лука Константинович, преподаватель литературы и библиотекарь.
- Ну, того, известного поэта, который еще учил - Лермонтова стихи писать.
Лука Константинович развел руками:
- Что ты выдумываешь Такого поэта и не было никогда! Собакевич – это известный персонаж из «Мертвых душ» Гоголя. Ты, значит, и Гоголя не читал?
Неудержимый смех раздался в эту минуту за спиной Чабанчука. Хохотали шестиклассники, а больше всех хохотал Сашко Чайка, тоже пришедший в это время в библиотеку.
Чабанчук понял все. Красный, и злой, он выскочил из комнаты. Не скоро забыли это происшествие школяры. Случай этот стал известен всей школе, и к фамилии Чабанчук ребята прибавили еще прозвище «Собакевич».
Время в школе шло весело и только Олег Башмачный, казалось, не интересовался школьной жизнью...
Уроки он отвечал вяло, товарищей сторонился, и все школьные дела, казалось, проплывали мимо него, ничем его не задевая и не волнуя.
Сегодня на большой перемене Башмачный увидел; как в физкультурном зале Омелько Нагорный что-то горячо шептал Степе Музыченко и Яше Дерезе. При приближении кого-нибудь из ребят Омелько сразу замолкал, как будто боялся, что кто-либо услышит его слова. Увидя Олега, Нагорный поманил его пальцем. Башмачный равнодушно махнул рукой и вышел в коридор.
- А что я тебе скажу! - крикнул ему вдогонку Омелько. – Очень интересно. Пожалеешь.
Но Башмачный даже не обернулся. Ему ничего не было интересно, кроме его мыслей: Он решил забраться на школьный чердак этим вечером. Он был уверен, что сегодня он непременно отыщет клад пана Капниста. Мальчик уже выработал подробнейший план похода и даже спрятал в надежном месте оружие – большой нож и молоток – на случай неожиданной встречи с незнакомцем.
Вечером; когда уже совсем стемнело, Олег вышел из дому. За поясом, под кожушком, у него был заткнут нож, а из кармана штанов торчала ручка молотка.
Входить через калитку Олег не захотел. Где вы видели, чтобы искатели кладов ходили по обыкновенным дорожкам? Олег перелез через забор. Черный школьный сад стоял молчаливый и казалось, за стволами старых яблонь прятал волосатых незнакомцев, решивших в этот вечер проследить за каждым шагом будущего капитана.
Согнувшись и озираясь по сторонам, Олег крался к большому двухэтажному зданию школы. Кругом пахли прелью влажные листья. Они шелестели; и их шум сливался с другими неясными шорохами и звуками. на полдороге мальчик остановился. Ноги его окаменели, сердце чуть-чуть не выпрыгнуло из груди: Олег увидел в нескольких шагах от себя чьи-то зеленые глаза. Они блеснули в кустах и погасли. Напрасный страх! Это была обыкновенная кошка.
Вот и школа. Окна высоки и черны. По каменным ступенькам мальчик поднялся на веранду. Когда-то пан Капнист пил здесь со своими друзьями вечерний чай. Густая стена дикого винограда со всех сторон окружала террасу. Олег стал на перила и приподнялся к окну. Сегодня на большой перемене мальчик незаметно открыл задвижку и оставил окно только прикрытым. Каково же было его удивление, когда он убедился, что сейчас обе рамы были распахнуты настежь! Было похоже, что по этой дороге кто-то уже проходил. И проходил, должно быть, совсем недавно, так как не успел даже прикрыть за собою окно.
Олег остановился, раздумывая, что же ему предпринять дальше: итти ли вперед, или отступать? Чьи руки открыли окно?
Луна поднималась все выше и выше. Вот она уже поднялась над садом, облив Олега своим серебряным, призрачным светом и заглянув украдкой в окна молчаливой школы. С моря рванул ветер, зашумел голыми ветками и вдруг стукнул раскрытым окном. Мальчик вздрогнул от этого неожиданного стука и в то же время почувствовал какой-то прилив бодрости. Так вот кто открыл окно! Ветер!
Олег храбро перелез через подоконник и очутился в большой комнате. Однако мальчик ошибся: окно открыл не ветер.
Комната, в которую попал Олег с веранды, была его родным шестым классом. Школьник знал хорошо, что класс не запирается никогда и двери его выходят в коридор. А из коридора уже знакомая дорога: на второй этаж мимо Кажановой комнаты, мимо каморки, прямо к крутой лестнице, ведущей на чердак. Олег нащупал за поясом нож и решительно зашагал по длинному коридору. Мимо комнаты Кажана Олег прошел так тихо, что тише, кажется, не могла бы прошмыгнуть и мышь. В окна светила луна.
Лунный свет такой спокойный и такой знакомый! Будто старый друг протягивает руки и на сердце у Олега делается все спокойней и спокойней, все больше и больше вырастает уверенность в себе и в своих действиях.
У лестницы Олег остановился. Прямо над ним чернел четырехугольник входа на чердак. Задрав голову, мальчик смотрел вверх, на это молчаливое отверстие. Сегодня оно не казалось Олегу страшным. Наоборот. Там, в этом четырехугольнике, светилось тоже бледное лунное сияние, и мальчик понял, что: луна светит и на чердаке (наверное, через маленькое оконце), и весьма вероятно, что карманный фонарик, захваченный Олегом из дому, будет сегодня не нужен. Олег огляделся и прислушался в последний раз. Тихо, даже в ушах звенит. Где-то внизу, должно быть в первом этаже, застрекотал сверчок, и его однообразный треск только усилил тишину, разлитую кругом. Наверное, Данилыч лежит сейчас у себя в постели и читает газету или пьет чай. Кажан... Кто знает, что делает Кажан? Он тоже, наверное, сидит в своей комнате.
Пусто в школе. Только сверчок трещит, только Олег стоит у лестницы, только лунное сияние гуляет по коридору, по молчаливым просторным классам.
Олег стал подниматься по лестнице. Лез он тихо и осторожно, как будто подкрадываясь к чему-то. Вот и вход. До него уже можно достать рукой. Еще одна ступенька, еще одна. Теперь можно и посмотреть, что там такое.