— А зачем?
Отец негромко заворчал — как тигр, у которого в лапе засела заноза.
— Знаешь, сын, ты рассуждаешь как ребёнок. НИКТО не спрашивает, зачем нужна власть.
— А может, стоило бы.
Он посмотрел на меня с большим интересом. А потом сказал:
— Я тебя не понимаю, сын. Не понимаю, но ты мне всё равно нравишься. С таким упорством, достойным лучшего применения, отстаивать свою моральную слепоту, свой… инфантилизм — это внушает уважение.
— Ты хотел сказать, свободу и независимость, — холодно поправил я. И понимая, что сейчас покраснею с ног до головы от пафоса, добавил: — Ну, по крайней мере, свободу выбирать девушек и независимость пить, когда захочется.
И вновь он рассмеялся.
— Какой же ты ещё наивный, мой маленький Безумный Макс. Знаешь, сейчас я дам тебе родительское наставление. Впервые в жизни. Запомни: Всегда выбирает женщина.
— Но…
Я хотел поделиться своим богатым опытом, но он поднял руку.
— ОНИ ЖЕ определяют, когда тебе можно пить, а когда — нет. Именно поэтому, хотя я и слыву знатным сердцеедом, большую часть жизни я прожил один.
— Чтобы пить, когда вздумается?
— Вот подожди: женишься, и однажды ночью, пробираясь к бару на цыпочках, чтобы, не дай Люцифер, благоверная не проснулась… ты вспомнишь мои слова.
Я потряс головой.
Какой-то странный у нас выходил разговор. У меня уйма вопросов, имеющих непосредственное отношение к моей жизни и судьбе. Но вместо этого мы сидим, и треплемся на отвлечённые темы, как два приятеля…
Я вздохнул.
Да, это клёво: вот так, по душам, потрепаться с отцом. Но где-то в глубине души подпрыгивает и скребёт острыми коготками такая мысль: он заговаривает мне зубы СПЕЦИАЛЬНО.
Отец выдаёт просто КУЧУ информации — не спорю, интересной. Но вряд ли необходимой.
И при этом что-то отчаянно скрывает…
— Тогда я ещё спрошу. Ответишь?
— Куда я денусь, — достав сигареты, он вытащил одну… Понюхал, и спрятал обратно. Согласен: воздух и так уже довольно спёртый.
— Почему мы прячемся в этой дыре?
Отец поперхнулся.
Хотя вопрос был очевиден: чтобы получать удовольствие от того, что сидишь голым задом на холодном камне, нужно или быть мазохистом, или от кого-то прятаться.
А поговорить по душам лучше за кружкой пива, сидя в любимом кабачке…
Король Зиновий потёр лоб, закатил глаза к близкому потолку… — словом, проделал все эволюции человека, который отвечать не хочет, но понимает, что придётся.
— Видишь ли, сын, — сказал он. — Тебя собираются убить.
Глава 7
Я заржал.
Гермиона, дремавшая на моём плече, от неожиданности проснулась и придушила меня хвостом.
Смех перешел в кашель.
— В толк не возьму, что тебя так развеселило, — отец бросил на меня неприязненный взгляд. — Может быть, ты не понимаешь этимологии слова «убийство»? Так я тебе сейчас объясню…
Продолжая смеяться и кашлять, я махнул на него рукой. А потом попытался размотать с шеи василиска — чем заработал несколько новых царапин.
Пришлось оставить Гермиону в покое. Пускай себе душит.
— Если бы за каждое покушение на себя, любимого, мне давали один золотой, у меня бы уже было… Семь золотых!
Я вздохнул. Получалось не так уж и густо.
А впрочем…
Если посчитать те покушения, о которых я НЕ в курсе — ну тех, которые предотвратила Кэсси… Может, я и стал бы состоятельным человеком.
Отец всё ещё злился. Это было видно по его глазам, по жесткой складке рта, по тому, как нервно он подёргивает пальцами левой руки… Что-то мне это движение напоминало.
Рукоять пистолета!
Его рука действовала так, будто берёт пистолет и жмёт на спусковой крючок.
Я поёжился.
Или моего папашу достаточно легко вывести из себя, или… я его так допёк, что он готов пристрелить родного сына.
Второе вероятней.
Бабуля, то есть княгиня Златка, всегда говорила: тебя легче пристрелить, Максимка, чем заставить делать то, что тебе не хочется.
— Как бы легкомысленно ты не относился к моим словам, сын, советую всё же прислушаться.
— Да я слушаю, слушаю. Спасибо за заботу, и всё такое.
— Довольно странная у тебя реакция, — прорычал отец. — Ты, часом, головой не сильно хряпнулся?
Я вздохнул.
— Послушай, па… — самому стало странно, как это прозвучало. Но — слово не воробей. — Мне тоже странно, что ты обо мне заботишься. Я что хочу сказать: обходился же я без твоей заботы двадцать с лишним лет. Думаю, справлюсь и сейчас.
И вот тут он расхохотался.
Аж слёзы из глаз брызнули — из моих.
Обидно! Я пытаюсь объяснить, что уже вырос, что стал крутым, как варёное яйцо, а он ржет.
— Тебя защищали всю твою жизнь, — тихо, и как-то зловеще произнёс отец. Внезапно он перестал смеяться и стал предельно серьёзен. — Моя мать пожертвовала всем, чтобы просто дать тебе вырасти. Эта девушка, Кассандра, угробила двадцать лет жизни на то, чтобы стелить соломки там, где тебе заблагорассудится хлопнуться на задницу. Твоя бабка Леонида истребила большую часть своего клана, только чтобы ты мог жить. Твой брат Золтан пожертвовал своим здоровьем, своей молодостью для того…
— А ты? — перебил я. — Что сделал ТЫ, отец?
Он с минуту хлопал ресницами, округлив рот в почти ровную букву «о». В этот момент он до боли напоминал меня самого, от чего я разозлился ещё больше.
— Я тебя зачал, — наконец выдал он банальнейшую из родительских отмазок. — Я дал тебе жизнь. Только за это ты должен благодарить меня каждый день.
Я криво усмехнулся.
— Давай проясним, — предложил я. — Ты женился на моей матери, заделал меня и… Устранился. А дальше всё покатилось. Мама умерла, защищая мою жизнь. Золтан, прикрывая твой косяк, пожертвовал собой…
— Это не мой косяк!
— Ха!
— Не понимаю, о чём ты говоришь, — он сделал непроницаемое лицо.
— Защищать жену и дитя — было ТВОЕЙ святой обязанностью, папа. Ты должен был быть рядом с нами! Далее — всё по списку. И бабушка Златка, и бабуля Леонида, и все остальные… ТЫ, как отец, должен был взять на себя ответственность за мою жизнь. И жизнь мамы.
— Я правил государством.
— Ага! — я уставил на него палец. — То есть, ты выбрал власть, в то время как остальные прикрывали твою задницу. А теперь хочешь, чтобы также поступал и я.
— Ты — моей крови. Ты рождён для власти.
Минуту я смотрел на него молча, а потом покачал головой.
— Знаешь, мы наверное никогда не поймём друг друга. Мы — продукты разных культур, разных эпох. Меня никогда не привлекала власть.
— Ошибаешься, сын, — он всё-таки закурил. К счастью, дым потянуло в какую-то незаметную щелочку, а то мы бы просто задохнулись — и конец дискуссии. — То, что ты делаешь со своими друзьями, с близкими тебе людьми…