- Вам известно что-нибудь об иудаизме, Сэм?
- Мне известно, что здесь им не особо увлекаются. Кроме того, религиозные празднества могут привлечь внимание КГБ. Посол не одобрил бы того, что вы дразните власти принимающей нас страны.
- Да пошел он... - сказал Айлеви. - Евреи считаются здесь политически неблагонадежными, поэтому я могу относиться к ним по-братски.
Холлис уловил в его словах нотку иронии. Когда-то ЦРУ тоже считало американских евреев политически неблагонадежными. А сейчас Айлеви стал шефом отделения ЦРУ в Москве отчасти потому, что он еврей. Времена меняются...
Словно прочитав мысли Холлиса, Айлеви заметил:
- Еврейские диссиденты - наша потенциальная "пятая колонна" здесь, Сэм.
"Айлеви ведет опаснейшую игру, - подумал Холлис, - опаснейшую потому, что она стала его личной игрой без официального одобрения и поддержки. И как бы однажды, в один прекрасный день Айлеви не пришлось оказаться наедине со своей пилюлей цианистого калия".
- Послушайте, Сэз, вообще-то я не интересуюсь религией. Но хочу предупредить вас по-дружески: КГБ простит вам даже шпионаж, но не ваш иудаизм. А вы нам нужны, особенно сейчас, пока эти новые дела не утрясутся.
Айлеви никак не прореагировал на слова Холлиса, но сменил тему:
- Итак, где и когда вы встречаетесь с Асом?
Сэм понял, что не сможет уклониться от ответа.
- На могиле Гоголя. В следующее воскресенье. В три часа дня.
Они вышли из кегельбана и остановились у лифтов. Два лифта прибыли одновременно. Холлис вошел в один, а Айлеви - в другой.
Глава 16
Лиза Родз подошла к телефону и набрала номер Сэза. Трубку взяла его секретарша и соединила с ним Лизу.
- Привет, Ли...
- Ты сказал Сэму Холлису, что расстался со мной?
- Нет, и не собирался... Буду с тобой откровенен, я не считаю разумным то, что ты связалась с ним...
- Не лезь в мою жизнь, черт возьми.
- Да успокойся ты!
- О'кей. Извини, - выдохнула она.
- Послушай, если вдруг он порвет с тобой, исчезнет... Что бы там ни случилось, я по-прежнему люблю тебя. Почему бы нам не поговорить...
- Мы уже поговорили.
- Мне действительно следует разозлиться. Что там произошло, в этой деревне?
- Все найдешь в моем отчете.
- Лиза...
- Мне пора идти. Пока, Сэз. - Она повесила трубку. - Черт бы побрал этих мужчин!
Лиза налила себе виски и продолжила работу над пресс-релизом, не вполне понимая, о чем пишет.
Через несколько минут явилась Кей Хоффман и уселась на свое излюбленное место возле кондиционера.
- А... Все корпишь над этим...
Лиза молча продолжала работать. Кей взяла вчерашний номер "Вашингтон пост" и внимательно просмотрела его.
- С тобой все в порядке? - как бы между прочим спросила она.
- Да, - не поднимая глаз, кивнула Лиза.
- Месячные, что ли?
- Да нет же.
Лиза слыла в посольстве русофилом. Она очень любила русское искусство и литературу. Ее считали специалистом по иконам и знатоком русской поэзии. Пастернак был ее любимым поэтом. Лиза обожала русский балет и национальную русскую кухню. По роду своей работы она устраивала гастроли: Большого театра и выдающихся советских артистов в Соединенные Штаты, а американских - в СССР. В России она очень остро осознала свое русское происхождение.
Временами Лиза представляла себя шатким канатным мостиком, соединяющим две скалы над пропастью.
Она закончила работу над пресс-релизом. Обычно он составлялся в двух вариантах - один для Америки, второй - для ТАСС - советского агентства новостей. ТАСС использовало эту информацию без ссылок на источники. В этом советская и американская пресса походили друг на друга.
- Мне как, проявить нежность к Ван Халену или аудитории? - спросила она Кей.
- О... ты все еще работаешь над этим? Сегодня это должно уйти. Концерт как раз идет.
- В один прекрасный день я напишу то, что хочу. Напишу о том, что на самом деле видела здесь.
- В один прекрасный день - пожалуйста. А сегодня пиши то, что я говорю.
- Нет... я хочу сказать, это не просто газетный материал. Тут нечто большее... Все мышление русской молодежи захвачено западной поп-культурой. Каждый ребенок одет в синие джинсы. Он восклицает по-английски: "Супер!", "Превосходно, бэби!". Это... - Она на секунду задумалась. - Это какой-то сюрреализм, вот что это... Я хочу понять, что с ними происходит, что будет дальше.
- Подобные вопросы не входят в компетенцию нашей службы. Мы должны меняться вместе с политическим курсом, - наставительно сказала Кей.
С самого начала советско-американских отношений вопросами культурного обмена занимались дипломаты. Лизе претило, что все это отдано в руки политиков.
- Мне не нравится, что вы написали пресс-релиз по поводу смерти Фишера и поставили на нем мое имя, - сказала она Кей.
Та пожала плечами.
- Прости. Приказ. Наверное, мне следовало отказаться от этого. Я думаю, что тебя это не должно беспокоить.
- Что вы имеете в виду?
- Забудь об этом.
Лиза посмотрела на настенные часы. Пять минут шестого. Она решила отправиться к себе и написать заголовки к своему фотографическому эссе по Москве.
- Довольно, - сказала она и бросила бумаги в "дипломат". - Пойду к себе, поработаю над фотоочерком о Москве.
- С тобой все в порядке? - снова спросила Кей.
- Здесь у всех не все в порядке, - ответила Лиза. - В Штатах это называется работой в трудных условиях.
- Вся жизнь в этой стране - работа в трудных условиях. Тебе следует завести любовника.
- Нет, это не поможет.
- Поможет. Могу я поинтересоваться, что случилось с тем парнем, занимающимся вопросами политики, с Сэзом?
Лиза подумала о том, что ей предстоит провести очередной вечер в одиночестве. Посольские романы чаще всего были результатом вынужденной замкнутости в своем тесном кругу. Предметом всеобщего внимания становились браки, семейные конфликты из-за продвижения по службе; порой супруги расставались, получив разные назначения, когда ни один из них не хотел отказаться от своей службы.
- Не о чем говорить, - отрезала Лиза.
- Нет, есть о чем. Ты же практически переехала к нему.
- Жизнь в посольстве, как в провинциальном городке, не так ли, Кей?
- Да. Здесь двести семьдесят шесть человек. Но не подумай, что я лезу в чужие дела. Я просто обеспокоена.