— Десять? — переспросила Черепашка. — Почему десять?… Ах, да, правильно, десять. И что тут такого особенного?
— Да ничего… А где учителя обедают? Что-то я их в столовой не вижу.
— Я тоже. Наверно, у них своя, отдельная.
— А где они живут?
— Вон там, в голубом домике. Мы туда не ходим.
— Почему?
— Вот принялся! — Рита засмеялась. — Прямо как Олег. Он тоже, как приехал, всех вопросами изводил. Почему да почему… Теперь успокоился.
— Наверно, всё понял. И я успокоюсь, когда пойму.
— А что ты хочешь понять?
— Да много чего.
„Хотя бы насчет говорящих стрекоз,“ — подумал я, но вслух не сказал: еще решит, что у меня с мозгами не всё в порядке.
Мы посидели еще, поболтали.
Точнее, болтала Рита: надо думать, с нею давно уже никто по-человечески не говорил, и она соскучилась по доброжелательному слушателю.
А мне-то что? Я слушал и мотал себе на ус.
— Если ты Соней интересуешься, — сказала как бы между прочим Черепашка, — то это пустой номер. Соня, если хочешь знать, за Олегом гоняется.
— В каком смысле гоняется?
— Ну, это у нас в Воронеже так говорят, когда кто-то без кого-то жить не может. По пятам ходит, сохнет — и всё такое. Правда, ей ничего не светит: Олег жутко строгий, весь из себя важный. Кроме учебы и спорта, ничем не интересуется.
Открытие было неприятное, но серьезное: о таких вещах нелишне знать, чтобы не попасть в идиотское положение.
Бедный Юрка Малинин, подумал я. Диня с Леной, Соня с Олегом, мы вот с Ритой. Получается, он один такой бесхозный. Поневоле красными перьями обрастешь.
— Диня с Ленкой дружат, — продолжала сплетничать Черепашка, — вот только дружба у них какая-то странная. Ленка ему такие истерики закатывает, вроде ревнует, а к кому — неизвестно. Диня вообще-то добрый, хороший парень.
— Это точно, — сказал я.
Черепашка поняла, что я имел в виду совсем другое.
— Нет, ты ошибаешься, — горячо возразила она. — Просто он очень обидчивый. Наверно, ты что-то про него плохое успел подумать.
Мне не понравилось, что Черепашка попала в самую точку.
— Еще чего, буду я думать обо всяких! — сказал я. — А над тобой он почему издевается? Тоже по доброте?
— Это он так… Я на него не сержусь.
— Не сердишься, а плачешь. И раньше наверняка не раз плакала. Думаю, потому он тебе и выкройку подарил. Довел до слёз — и подарил. Правильно?
Смутившись, Черепашка кивнула.
— Ну, так вот, — сказал я, — больше он над тобой издеваться не будет. Это я тебе обещаю.
Черепашка посмотрела на меня долгим благодарным взглядом и снова зарделась.
— Из-за этой выкройки ему такой от Ленки был разнос, жуткое дело! — с преувеличенным оживлением проговорила она. — Сперва в бассейне ругались, потом улетели под купол — и там у всех на виду подрались.
Да, драка на лету — это, должно быть, фантастическое зрелище…
Наконец я утомился от сплетен, встал и, попрощавшись с Черепашкой, пошел к себе в комнату.
Мне непременно нужно было еще с кем-нибудь поговорить. С кем-нибудь толковым.
А кто здесь толковый? Конечно, Олег. Остальные все бестолковые.
Включая, естественно, меня.
29
Стриженый явился ко мне сам, минут через пятнадцать.
Впрочем, это и не удивительно: ведь он умел читать мысли.
Вошел, присел на край письменного стола, спиной к окну, — наверное, чтоб мне труднее было разглядеть выражение его лица, — и какое-то время меня прослушивал.
Вид у него был невозмутимый, уверенный. Я бы сказал, командирский вид.
Хотя он не был старожилом: оказывается, он приехал сюда позже Черепашки.
— Не обижайся, что мы тебя так встретили, — сказал он наконец.
— Как „так“? — спросил я.
— Ну, не слишком приветливо, — пояснил стриженый. — Сам понимаешь: программа, нагрузка. Так измотаешься за день, что хоть выжимай. Спецшкола есть спецшкола.
Я молчал.
— Но подготовка здесь у нас классная. Считай, что тебе повезло. Десятилетку в два счета окончишь. И — прямая дорожка в любой институт. Я из восьмого класса сюда явился. Скажи мне кто-нибудь, что через три месяца я буду работать с интегралами, ни за что бы не поверил.
Я по-прежнему молчал.
— Ты куда поступать собираешься?
Я пожал плечами.
— Ну да, рановато еще говорить. Лично я решил в авиационный.
— А зачем? — быстро спросил я.
— Что значит „зачем”? — степенно возразил Олег. — Самолеты буду строить.
— А зачем? Дмитриенко и так летает.
— Дмитриенко летает, а я не могу.
— Научись.
Олег внимательно на меня посмотрел:
— Не понимаю, к чему ты клонишь.
— Зато я кое-что понимаю, — со злостью сказал я. — Ты пришел меня успокоить.
— Допустим. Что тут плохого?
— Да ничего.
Я выразительно показал глазами на стенку.
— Не понимаю, — недовольно сказал Олег.
— Врешь, понимаешь. Всё здесь прослушивается насквозь.
Взгляд у Олега стал сумрачный.
— Интересное у тебя настроение. Ты, собственно, куда попал?
— Не знаю, — признался я. — А ты?
— В спецшколу.
— Тебе здесь всё нравится?
— Разумеется.
— И ничего не кажется странным?
— Абсолютно.
— Так вот, ты врёшь, — резко сказал я. — И если ты пришел только для этого, то выход у тебя за спиной.
Олег машинально оглянулся.
— Да, да, именно там, — злорадно добавил я.
— Как знаешь, — проговорил Олег, вставая. — К тебе по-хорошему…
Он медлил.
— Да никуда ты не уйдешь, — сказал я. — Садись.
Стриженый сел.
— Ты пришел меня успокоить, — напомнил я.
— Ты это уже говорил, — отозвался Олег.
— Ничего, еще раз послушаешь. Ты хочешь, чтобы я не волновался. И чтобы по моим мыслям анонимы не заподозрили ничего нехорошего. Так ведь?
Теперь молчал Олег.
— А я не собираюсь успокаиваться, — продолжал я. — Пока не пойму, что к чему. Возможно, это вы первое время радовались, как телята, но я не так устроен.
— Уезжай, кто тебе мешает? — Олег пожал плечами.
Я удивился. Этого я не ожидал.
— Да уж насильно держать не станут, — сказал Олег. — Только Иванову скажи. Пожмут плечами — и доставят в любой пункт необъятной родины.
— И что ж, ты хочешь сказать, что все вы здесь сидите по своей воле?
— Конечно.
— И на каникулы не выезжаете?
— А зачем? Нам и так хорошо.
Олег торжествовал. Он нащупал мою слабинку и теперь с каждой минутой становился всё спокойнее и увереннее. Он понял, что уезжать отсюда мне не хочется.
А ведь сначала я почти припер его к стене. Моя ошибка: погнался за легким успехом. Но очень уж мне хотелось узнать, чт¥ ребята держат в таком секрете.
— Ты ошибаешься, — сказал Олег, — нет у нас никаких секретов. Ну, обсуждаем учителей. Ну, говорим о них разныe разности. Ты что, в обычной школе никогда не учился? Разумеется, нам не хочется, чтобы они об этом знали. Так ведь просто можно и вылететь отсюда. Учителя тоже люди и способны обижаться. А потом всю жизнь будешь каяться. Семь человек на всю страну!.. Так что не ломай себе голову.
Он встал. На этот раз с твердым намерением не задерживаться.
Но в дверях всё же остановился и сказал:
— Сам ход твоих рассуждений порочен. Уж если они… — он кивнул в сторону голубого домика, — если они знают, о чем мы думаем…
— О чем Я думаю, — перебил я его. — И о чем думает Рита.
— Ну да, о чем вы с Ритой думаете. Если это для них не секрет, то с чего ты взял, что я могу успокоить тебя так, чтобы они этого не заметили? Да и сейчас, по твоей логике, они должны слышать каждое наше слово. Не так ли?
Я кивнул.
— Возможно, они и слышат. Но это не имеет никакого значения. Единственная их цель — научить нас всему, что мы можем усвоить. Впрочем, Иванов тебе об этом уже говорил. Кроме того, успокоить тебя они могут куда лучше, чем я. И быстрее. Могут, но не хотят. Волнуйся сколько влезет. Всего хорошего.