— Дурак какой-то! Тьфу, дурак! — ругалась она за дверью. — Зациклился совсем.
Дистанционный Денис противненько захихикал:
— Да не зациклился, а ревнует!
Юрка Малинин подхватил:
— „Давно меня не стригла Дездемона, опять я стал похож на охламона“.
И сам же первый зареготал.
— Глупости! — фыркнула Соня, выходя из ванной с румяным после умывания лицом. — Кого он ревнует? И к кому?
— Тебя к Олегу, прелесть моя, — пояснил Денис.
— Да он-то здесь при чем?
— А он у нас многостаночник, — сказал Юрка. — Всё мое — мое, и чужое — тоже мое.
— Э, братва, кончай стебаться, — проговорил Олег. — Это скучно.
И все, как по команде, умолкли.
Мне это, естественно, не понравилось: я бы предпочел, чтобы ребята еще поупраж-нялись на эту тему.
— Нет, я серьезно спрашиваю насчет стрижки, — упрямо сказал я.
— Если серьезно — то сам стригусь, — ответил Олег.
Он врал, конечно, он нагло врал, я это чувствовал.
И всем остальным было известно, что он бесстыдно врет.
51
— Давайте не отвлекаться на пустяки, — сказал Олег. — Алексей хочет рассказать нам, чт¥ ему здесь не нравится.
— Это не я хочу, — возразил я, — это вы хотите, чтобы я рассказал. Для этого и позвали. Или я что-то неправильно понял?
— Ты всё понял правильно, — серьезно ответил стриженый.
— Так вот, кое-что мне здесь кажется действительно странным. Во-первых, почему только семь человек? Ради этого содержать… — Я сделал неопределенный жест рукой. — Нерентабельно.
— А мы экспериментальная группа, — возразил Юрка Малинин. — Получится — будет объявлен массовый набор.
— Что получится-то? — спросил я. Разговаривать заочно я еще не привык. Юркин голос звучал с левой стороны, и всё время хотелось туда повернуться. — Что получится-то, ты хоть знаешь?
Юрка отмолчался.
В отличие от него, у меня был вариант — насчет космической программы. Но я предпочел пока о нем не говорить: еще засмеют.
— Теперь второе, — продолжал я. — Почему нет учебников? Пусть вузовские, пусть для техникумов, но учебники быть должны.
— Возможно, они еще не написаны, — сказал Олег. — По той же причине.
— Хорошо, — уступил я, — допустим. А языки? Куда теперь без языков, улицы подметать? И где компьютеры? Что за каменный век? А в каком институте требуют, чтобы поступающие корежили взглядом трамплины?
— Сила воли везде пригодится, — пробурчал из-за стены Юрка.
— Не мешай! — одернул его Олег. — Человек самостоятельно рассуждает.
— Еще бы! — сказал из-за правой стенки голос Дениса. — Мы же сами ему ключ задали. Попробовал бы он, как мы, с нуля начинать.
— Ну, и какие выводы? — спросил Олег, пропустив эти слова мимо ушей.
— Выводы… — повторил я, стараясь выгадать время и собраться с мыслями. Как раз насчет выводов у меня было слабовато. — Система у них какая-то… не наша.
Соня заерзала, но ничего не сказала.
— Что значит „не наша”? — строго спросил Олег. — Выражайся точнее.
— В смысле — не русская, — брякнул я.
— А какая же? — с любопытством спросила Соня. — Французская, что ли?
— Не знаю. Может, и французская. Но точно не наша.
— Что ты имеешь в виду? — осведомился Олег.
Спросить об этом было проще, чем ответить.
В мамином письме мне больше всего запомнились слова:
„Не уклоняйся от общественных нагрузок“.
А как от них уклоняться, если никаких общественных нагрузок здесь не дают?
Конечно, теперь не старые времена: совет дружины, совет отряда, комитет комсомола и прочая ерунда. Но учителей в пять минут не переделаешь. Вон, Максюта: молодая совсем, а работает так, как старички ее в педвузе учили. Собрания, поручения, вечера самодеятельности, стенгазеты, кружки — всё это никуда не пропало. Всё осталось.
Осталось в обычных школах, но не здесь, не в „Инкубаторе“.
— Организации нет, — сказал я без особой уверенности.
— Какой организации? — осведомился Олег.
— Да никакой, — ответил я. — В том-то и дело.
Стало тихо, как в погребе.
Купол за окном, запорошенный снегом, матово мерцал, подсвеченный изнутри.
— Тебе кто-нибудь поручал нами руководить? — спросил я Олега.
— Сразу две неверных посылки, — возразил Олег и сбросил ноги с журнального столика. — Во-первых, с чего ты взял, что я кем-то руковожу? А во-вторых — почему ты решил, что это делается только по поручению?
— Значит, ты руководишь нами добровольно? По велению сердца?
— Повторяю: я-ни-кем-не-ру-ко-во-жу, — с расстановкой проговорил Олег. — Каждый здесь сам по себе. Включая меня.
— Это точно, — подтвердил дистанционный Дмитриенко.
— Значит, никому из вас учителя ничего такого не поручали, — сказал я. — И вы считаете, что это нормально? Извините, но так в России не бывает. Запредельный либерализм.
— Красиво сказано, — проговорил Олег. — А выводы где?
— Да знаем мы эти выводы, — засмеялась Соня. — Еще один союзник у Юры Малинина. Попался мальчик в лапы иностранной разведки.
— Прошу не шить мне дело! — возмутился Малинин. — Во-первых, не в лапы, а в руки. Во-вторых, не иностранной, а нашей. И в-третьих — не попался, а попал. Нас готовят к выполнению ответственного задания.
— Точно, — сказал я. — Погнуть трамплины всех натовских стран. А то разнырялись.
Я бы еще порассуждал на эту тему, но Олег меня остановил.
— Шутки в сторону, — сказал он недовольно. — Так, по-твоему, иностранная версия предпочтительнее?
— Отпадает, — уверенно ответил я. — Купол слишком большой. Такой пузырь наши давно бы уже обнаружили. Если не с самолета, то со спутника — сто процентов гарантии.
— Значит, что?
— Значит, все-таки наша, российская спецшкола. Но работает по какой-то хитрой международной программе. Может быть, даже по линии ЮНЕСКО.
— По линии ЮНЕСКО, — повторил Олег. — Да, это серьезная мысль.
И, помолчав, добавил:
— Можно даже принять ее за основу.
Тут Юрка громко, демонстративно зевнул.
— Спать чтой-то хоцца, — сказал он. — Спокойной ночи, малыши.
— Вот он всегда так! — проговорила Соня. — Уползает, как улитка, в свою раковину.
— Малинин прав, — заметил Денис. — Обменялись соображениями — и давайте на этом успокоимся. Время позднее, я тоже отключаюсь. Можете, конечно, продолжать ваши пустопорожние разговоры. Но имейте в виду: что бы вы там ни задумали предпринять, я заранее возражаю. Мы уже договорились: у нас консенсус. Или все за, или никто.
52
Мы остались втроем: я, Софья и Олег.
То есть, внешне ничего не изменилось, но исчезли шумы и помехи, которых Юрка и Денис напустили в нашу комнату. Юркина дистанционка жужжала, как испорченная лампа дневного света, а Дмитриенко, по-моему, где-то искрил.
Надо будет посоветовать им зачистить контакты.
Впрочем, неизвестно, какие побочные шумы сопровождали мои собственные мысли: в дистанционке я был еще новичком.
— У тебя всё? — спросил меня Олег.
— Нет, еще два вопроса, — сказал я. — Первый — насчет говорящих стрекоз. Не кажется ли вам, что это слишком — даже для ЮНЕСКО?
Соня засмеялась.
— ЮНЕСКО здесь ни при чем, — серьезно ответил мне Олег. — Это я их напустил.
Я опешил.
— Что ты хочешь этим сказать?
— То, что слышал. Наделал — и напустил. В твою честь, между прочим.
— А это как понять?
— Ну, в день твоего приезда.
— А зачем?
— Чтобы тебя развеселить. Ты шел такой мрачный. И думал как раз про насекомых.
Я? Про насекомых?
Ах, да. Я думал о том, кто все эти цветы опыляет.
— Если эти дурочки тебя раздражают, могу убрать, — сказал Олег. — Их всего-то штук двадцать.
— Да нет, пускай летают, — великодушно разрешил я. — Вежливые. Интересно только…