Громко топая, я прошел к своему столу, сел и откашлялся.
Директор Иванов повернулся ко мне.
— А, пришел уже, — как ни в чем не бывало проговорил он. — Что так рано?
И даже не счел нужным выключить изображение.
Я молчал: пускай объяснится, если сумеет.
Но Иванов вовсе не собирался оправдываться. Совсем наоборот.
— Сколько же энергии ты затратил на эту ерунду! — укоризненно сказал он. — Удивляюсь я вам, ребятишки: ну, зачем вам столько вещей? Что за жадность такая к неодушевленным предметам? В комнатах и без того нет свободного места, а они громоздят еще и еще… Учились бы у пернатых друзей: в их гнездах нет ничего лишнего.
— У меня тоже ничего лишнего, — буркнул я.
— Ты так полагаешь? — удивился Иванов. — Тогда скажи мне, пожалуйста: зачем тебе бар? Я не замечал за тобой склонности к горячительным напиткам.
— Бар для красоты, — отвечал я.
— Ты считаешь, что это красиво? — Директор пожал плечами. — Ну, дело твое.
И он выключил изображение.
Но брюзжать не перестал.
— Подумать только: освоили дивный дар природы, способность материализации про-странства, и на что мы это тратим? На жвачку. Да, представь себе: все твои предшественники, все до единого, первым делом настряпали себе тонны этой омерзительной жвачки, которая теперь прилипает к каблукам на каждом шагу. Удивительно, что ты еще до этого не додумался…
„А кстати, — подумал я. — Чт¥ мы, хуже других?“
— Вот-вот! — желчным тоненьким голоском воскликнул директор. — Это стадное чувство: все жуют — и я жую. А ты видел когда-нибудь жующую птицу? Да попади ей эта ваша жвачка в клюв — птица немедленно умрет. Умрет от омерзения!
Похоже, Иванов не собирался прекращать этот кипеж и объясняться за свое некрасивое поведение. Пришлось мне взять инициативу на себя.
— Скажите, наставник, разве это хорошо — подглядывать за девочками?
— А кто девочка, ты? — осведомился директор. — Извини, я не знал.
Его наглость меня ошеломила.
— Я не себя имею в виду, хотя всё равно неприятно. А что скажут девочки?
— Я тебя не понимаю, — нахмурился Иванов. — При чем тут девочки?
Девочки были очень даже при чем. Наверняка скрытые видеокамеры установлены и у Сони, и Леночки Кныш, и у моей Черепашки.
То есть, Иванов, Петров и Николаев имеют возможность беспрепятственно любоваться тем, как наши девчонки переодеваются, принимают душ… да мало ли что.
Нельзя, конечно, категорически утверждать, что анонимы этой возможностью поль-зуются, но то, что такая возможность у них есть, — возмутительно и безнравственно.
Другого способа пристыдить наставника Иванова у меня не было.
Но Иванов и не думал стыдиться.
— И всё-то у них девочки на уме… — вздохнул мой наставник. — Не понимаю, как это можно: круглогодично, денно и нощно отравлять себе мозг одними и теми же позывами. Нет, все-таки человек — это биологическая аномалия: в природе ничего подобного нет. Возьми хотя бы воробья: простенькое существо с незатейливым разумом, но как он мудр по сравнению с человеком! Он думает о самочках только в ту короткую пору, когда природа предписала ему продолжить свой род. Всё остальное время года особи противоположного пола для него лишь более слабые соплеменницы, которых надобно защищать. Человек же воспитал в себе кругло-годичное влечение — и не только не в состоянии его контролировать, но и не желает этого делать. А представь себе, Алёша, сколько больших, мудрых мыслей пришло бы тебе в голову, если бы твоя душа…
— Оставьте мою душу в покое! — выкрикнул я.
Директор Иванов вконец опечалился.
— Да, сегодня явно не твой лучший день, — заметил он. — Этакий взрыв нетерпимости… этакая путаница в голове. Ступай-ка ты, братец, домой, отдохни. Не буду я сейчас с тобой заниматься… Не хочу. Неприятно мне от тебя.
Он встал и, не попрощавшись, ушел.
59
Из учебки я поплелся к Олегу.
Олег жил в шестой, я — в седьмой, через стенку, но ни разу он не предложил мне зайти, а незваных гостей я и сам недолюбливаю.
Но тут возник особый случай: во-первых, я понятия не имел, где и как ищут тайные телекамеры, а во-вторых — я и не хотел производить поиски без свидетелей. После никому не докажешь, что камера действительно была.
Мой приход застал Олега за мытьем посуды после ужина: от этого занятия за последнее время я как-то отвык.
— Крестьянская закваска, — пояснил Олег. — Я ведь до десяти лет в деревне жил, у бабки. На печке спал и всё такое.
Я с любопытством разглядывал спартанскую обстановку Олеговой кельи.
Двухъярусный рабочий стол с лампой на кронштейне, плоский топчан, аккуратно заправленный суконным одеялом армейского вида.
Слева спортивный уголок: шведская стенка, турник, тяжелая штанга на подставке.
Справа — мини-кухня: электроплита, мойка, маленький холодильник, шкафчик с кастрю-лями и сковородками.
Но больше всего меня заинтересовал компьютер на передвижном столике у окна.
Не скажу, что я большой специалист по электронно-вычислительной технике, но такие агрегаты мне на глаза еще не попадались.
Я долго не мог сообразить, чт¥ необычного в этом компьютере, и наконец понял: он состоял из одной-единственной части, соединявшей в себе и башню, и монитор, и клавиатуру.
— Не работает, скотина, — сказал Олег. — Какую-то подробность я, видимо, недоучел.
— А что, ты сам его сделал? — с недоверием спросил я.
— Тебя это до сих пор удивляет? — вопросом на вопрос ответил Олег.
Я вспомнил, как смеялась Черепашка над моим салатом из красных муравьев, и благо-разумно промолчал, пожав из вежливости плечами: нельзя придумать то, чего ты ни разу в жизни не видел, в этом я до сих пор был убежден.
Но, может быть, это правило касалось только меня, и есть другие головы, способные измыслить новую реальность. Как Леонардо да Винчи, например.
— Чему я обязан твоим посещением? — спросил Олег, вытирая кухонным полотенцем руки. — Случилось что-нибудь?
— Да так, пустяки, — небрежно ответил я. — Пришел предупредить, что во всех наших комнатах установлены микровидеокамеры.
Стриженый не понял.
— Установлены что? — переспросил он.
— Видеокамеры, — повторил я. — Директор Иванов круглосуточно наблюдает за нами. Скорее всего, и в данную минуту.
— А ты сегодня головкой не стукался? — спросил меня Олег.
— Сегодня — нет. Спасибо за внимание к моему здоровью. Я лично, вот этими глазами видел на экране у Иванова интерьер своей комнаты.
— А почему ты решил, что это была твоя комната? — осведомился Олег.
— Увидишь — поймешь. Перепутать невозможно.
— Ну-ну, пойдем поглядим на твои интерьеры, — сказал Олег и шагнул к двери.
— А у себя сперва не хочешь поискать? — предложил я. — Или тебе это без разницы?
— Уже искал, — коротко ответил Олег.
— Хорошо искал?
— Как полагается. И у себя, и у всех остальных.
— А что, имелись основания?
— Да нет… Полоса была такая, шпиономанская. Все как с ума посходили: "За нами следят, за нами следят…"
— Но у меня в седьмой комнате вы не искали?
— Конечно, нет. Она тогда была еще пустая.
— Ну, ладно, пошли, поищем.
60
Войдя в мою комнату, Олег с интересом огляделся.
— О да, интерьер неповторимый, — проговорил он. — Сатанинский модерн.
По лицу его не было видно, понравилась ему меблировка или нет.
— Сам проектировал?
— Нет, по картинке, — честно признался я.
Олег взглянул на потолок, потом обернулся к двери.
— Смотри-ка, ты прав, — с удивлением сказал он.
Телекамера размером с дивизионный миномет была установлена прямо над моей входной дверью, установлена внаглую, на чугунном кронштейне, привинченном к косяку, без какой бы то ни было маскировки.