— От кого — от них?
— Да что вы не знаете? От милиции.
Я повернулся к помоперуполномоченного и попросил его отойти.
— Меня интересует один вопрос, и прошу вас ответить на него честно: очереди из-за того, что недостаток хлеба, или, может быть, действительно из-за того, что спекулянты разбирают, а вам не достается?..
— Прежде всего, хлеба маловато. Моя семья состоит из шести душ. Муж работает на производстве, рабочий. Старший сын мобилизован в Финляндию, а младшие ребята, от 6 до 14 лет, дома. Я день и ночь в очередях стою. В одни руки хлеба дают один килограмм. Если бы я могла получать этот килограмм каждый день, то еще было бы полбеды, а беда-то в том, что килограмм хлеба я могу получить только на третий день, а иногда и на четвертый. При хорошем распределении и порядках мы бы могли получать через день, а при таких порядках, наверно, скоро будем получать на пятый день.
— Какая же, по-вашему, причина?
— А вот разбирайте. Мы стоим за полкилометра от магазина. Перед открытием магазина приходит целая орава: милиция, актив райсовета, горсовета, бригадмиловцы, разные активисты. Их становится почти что столько, сколько и нас. Милиция перегораживает нам дорогу, а активисты водят нас отсюда, как скотину, под охраной, по десять человек, в магазин. К магазину вообще подступа нет. Когда мы заходим в магазин — нас десяток, а там уже двадцать. Откуда?.. Милиция тут же подходит, хватает за ворот и в милицию, а там нашего брата не спрашивают, выслушать не хотят. А сколько оскорблений получаешь! Потом начинают обыскивать. Простите, лазают везде. Ищут денег на уплату штрафа — 100 рубликов… Обжаловать никуда нельзя, нигде жалоб не принимают. Идешь домой со слезами, да еще на 100 рублей оштрафованная. А дети этого не признают. Им дай, что поесть. Дай Бог, если третья часть из нас получит сегодня, а остальные стоят на завтра. Так и стоим круглыми сутками. Хлеб разбирает милиция и их прихлебатели. Им дают не кило, а буханку (2,5–3 кило). Мы, говорят, блюстители порядка. Таких бы блюстителей на фронт. Наши кровь проливают, а эти спекулируют, а вину взваливают на нас.
Помолчав, моя собеседница заканчивает:
— А что можно сказать о спекуляции? Скажите, пожалуйста, можем ли мы взять хоть один метр мануфактуры по нормальным ценам? Нет.[15] Когда привозится мануфактура или готовая обувь, мы не знаем, а милиция знает и, конечно, передает своим. Мы стоим от магазина также за полкилометра, и нас водят, как на водопой. Можем ли мы видеть, что делается в магазине? Нет. Придут первые десять, кое-что возьмут, да и все. А потом объявляют: мануфактура продана. Кто разобрал? Конечно, они со своим активом, — все эти «блюстители». Что вам еще не ясно, товарищ?
СПЕЦИАЛЬНАЯ КОМАНДИРОВКА В ЗАПАДНУЮ УКРАИНУ И БЕЛОРУССИЮ
Второго февраля 1940 года меня вызвал начальник районного отделения НКВД города Харькова, младший лейтенант Савицкий, и повел со мной разговор на тему агентурно-осведомительная сеть. После небольшой беседы он встал и начал расхаживать по кабинету, держа папиросу во рту. Я с недоумением смотрю на него. Вдруг он подходит ко мне, ударяет по плечу и говорит:
— Теперь мы поговорим на основную нашу тему. На наше отделение дана разверстка: выделить одного человека из оперативного состава для отправки в специальную командировку в Западную Украину. На основании приказа товарища Берии и решения товарища Сталина мы должны провести чистку в Западной Украине и Белоруссии от враждебного нам элемента. Поляки за 30 лет своего господства навязали нашим братьям по классу, украинцам и белорусам, свою культуру, обычаи и многое другое, что социалистическому строю неподходяще. Большая часть населения недовольна советской властью, поэтому мы должны смирить их и заставить полюбить нас и наши законы. Я думаю, что вы от выполнения такой почетной задачи не откажетесь. Кроме того, вы — молодой работник, недавно окончивший школу государственной безопасности, на практической работе были очень мало и подкрепить теорию практикой для вас необходимо. Я решил командировать вас.
Возражать против такой «почетной» задачи было невозможно в наших условиях, следовательно — пришлось «согласиться». Правда, в Западную Украину и Белоруссию мне хотелось поехать не на выполнение «почетной» задачи, а посмотреть на «замученных» братьев и сестер, «освобожденных» от польского ига. У нас говорили, что братья и сестры Западной Украины и Белоруссии никак не похожи на нас. Они замучены поляками, истощены, ходят оборванные, небритые, грязные, ну, в полном смысле — рабы прежних времен. Живут они в землянках, платили непосильные налоги и только благодаря великому Сталину — увидели жизнь. Они живут под солнцем сталинской конституции, самой демократической в мире.
— Сейчас, — продолжал лейтенант Савицкий, — вы сдадите агентурно-осведомительные дела оперуполномоченному, а сами будьте готовы к 21-му часу явиться в Управление НКВД на особое совещание.
Сдать дела мне очень хотелось, потому что встречи с агентурой меня не интересовали: в течение двух месяцев моей работы я познакомился только с 25 процентами состава агентурно-осведомительной сети и вообще я чувствовал, что не сегодня-завтра буду привлечен к ответственности.
К 20 часам дела по агентурно-осведомительной сети были переданы, и в 21 час я уже был в Управлении НКВД, в зале заседаний. На совещании или, вернее, на особом инструктаже, присутствовало до 400 работников НКВД. В зале раздался звонок: это значит — идет начальство.
В зал входит начальник управления НКВД, майор госбезопасности Кувшинов, за ним — начальник отдела кадров и еще человека три его «свиты». Дежурный по залу подал команду для встречи начальства, но начальник рапорта выслушивать не стал, а направился в сопровождении свиты на сцену, где стоял стол, накрытый красным полотнищем и обставленный кругом мягкими креслами. В зале наступила гробовая тишина. После небольшой паузы начальник управления поднимается и произносит речь:
— Товарищи! Мы вас собрали для того, чтобы произвести специальный инструктаж личному составу о методах действий нашей предстоящей работы. На нашу часть выпала ответственнейшая и почетнейшая задача — очистить Западную Украину и Белоруссию от классово чуждого элемента и создать такие условия жизни нашим освобожденным братьям, чтобы они почувствовали полную свободу, чтобы над ними просияли лучи сталинского солнца. Работа для нас предстоит серьезная: по нашим подсчетам, 13 процентов населения должны будем арестовать, т. е. тех, которые пропитались польским духом. А наша задача, как органов пролетарской революции, выбить из них польский дух. На нашу область дана разверстка: командировать 2 000 работников, вместе с работниками милиции. Как видите, цифра немалая, а это значит, что работа предстоит серьезная. По нашим подсчетам — полтора миллиона «с гаком», как говорят украинцы, подлежит аресту. Хочу вас предупредить, что в случае нерадивого выполнения порученного дела мы с вами также «посчитаемся». Если мы приберем к рукам полтора миллиона человек, то от этого революция не пострадает. Мы имеем секретный циркуляр товарища Берии, на основании которого имеем право применять оружие к тем, кто не только вздумает выступить против нас, а даже покоситься на нас — таких можно прикончить на месте, патронов не жалеть на такую сволочь. Окончательный инструктаж вы получите на месте. Завтра вы получаете новое обмундирование и снаряжение, а сейчас — по домам!
Если до момента, когда я выслушал этот «инструктаж», мне и хотелось поехать, посмотреть, как живут «замученные» братья украинцы и белорусы, то после «инструктажа» я понял, что будет происходить с теми братьями и сестрами, над которыми просиял луч «сталинского солнца»…
При выходе из управления я встретился со своим другом по школе, сержантом М., с которым, еще будучи в школе, мы часто делились мнениями, жалея, что попали в эту «почетную» школу чекистов. Мы зашли в ресторан, поужинали, поговорили о предстоящем кошмаре.
15