Введение советской валюты доконало «освобожденных братьев по крови и классу».
Охрана границ была поручена пограничным частям НКВД, несение внутренней охраны – также войскам НКВД. Потребовались отдельные ответственные работники для «освоения» и «порядка» – это тоже были в основном чекисты. Немедленно было приступлено к учреждению в занятых областях органов НКВД и милиции. Некоторые школы НКВД произвели досрочные выпуски курсантов.
Нас пока не трогали. Зато мы не могли пожаловаться на отсутствие информации – не только держали нас в курсе событий, но в классные занятия ввели особый предмет: источники вербовки агентурной сети, с учетом населения и техникой паспортизации в новых областях СССР. Ежедневно прорабатывались всякого рода секретные приказы Берии. Мало-помалу распространился слух, что мы предназначены для специальной «командировки». Начальство пыталось бороться с этим слухом.
Особенно много времени было отдано изучению приказа о проведении паспортизации. В школах НКВД и милиции – в классах, а для командного состава – семинар при управлении милиции, в паспортно-регистрационном отделе (ПРО) – краткосрочные курсы для работников, уже имеющих стаж, и т. д. и т. д. – все было пущено в ход. Приказ подчеркивал: «Чтобы провести паспортизацию в Западной Украине и Белоруссии, надо взять на учет население обоего пола целиком. Классовый враг всеми мерами пытается восстановить население против советской власти». Изучалась специальная анкета. Я, разумеется, не в силах восстановить содержание полностью, но всеохватывающий характер этой анкеты будет ясен из следующих фрагментов, формулировку которых я стараюсь дать возможно ближе к оригиналу.
В правом верхнем углу анкеты стояло – жирным шрифтом и вразрядку: «Сов. секретно». Затем шли вопросы – фамилия, имя, отчество, дата и место рождения. После этих общих вопросов шли вопросы специфически следовательского характера. Социальное положение и происхождение заполняющего анкету и его отца. Потом – отношение к воинской службе, с подпунктами: с какого времени, в какой должности, в каком (последнем) чине. Это касалось польской армии и царской. Вместе с тем надо было точно указать, где жил, работал, чем занимался вообще, начиная с 18-летнего возраста. Особо стоял пункт: состоял ли в армии, боровшейся против советской.
Связь с заграницей выделялась как раздел, и сюда входили вопросы: кто и где живет за границей, с кем есть хотя бы переписка, как долго длится эта связь; о родственниках надо указать степень родства.
Партийность – подробно и точно показать: наименование партии, ее филиал, характер участия в партийной работе. Имелась в виду и принадлежность к компартии или к комсомолу. Подпольная работа должна быть освещена с предельной точностью. Партийные взыскания (для коммунистов) также следовало указать без утайки.
Общественная деятельность – по типу сведений о партийности: состоял ли в профсоюзе – где, в каком, когда, в какой должности, по выборам или кооптации, в кооперативных организациях и т. д.
Репрессии со стороны польских властей – какого рода (арест, ссылка, административное взыскание), когда, за что, срок наказания.
Несмотря на то, что все эти вопросы опутывали человека по рукам и ногам, анкета требовала уточненных ответов на вопросы: что делал в момент вступления в Польшу Красной Армии, что делает сейчас, не примыкал ли к национальному движению, с кем состоит в деловых отношениях.
О родственниках нужно дать почти целиком все данные, каких анкета требует от заполняющего ее: фамилия, имя, отчество, партийность, где жил до 1917 года и что делал, где – после 1917 года и тоже – чем занимался, служил ли в армиях (польской, царской, Красной), был ли с чьей-либо стороны репрессирован (срок, за что и т. д.).
Выбраться из тенет такой анкеты невозможно. Особенно трудно, если человеку дают анкету и говорят: «Заполняйте» или посадят напротив чекиста и тот скажет: «Отвечайте». Не зная последующих вопросов или не умея охватить их все сразу (вопросов было до 150), человек не мог утаить ничего, потому что вся анкета – род перекрестного допроса, и один пункт проверяется полдюжиной других.
В конце анкеты, над личной подписью, заполняющий читал грозную формулу: «Мне известно, что за дачу неточных или неправильных ответов я несу строжайшую ответственность в уголовном порядке».
Новые граждане СССР скоро узнали, как жестоко расправляется советская власть за поддержание хотя бы чисто родственной переписки с заграницей или за принадлежность к легальным или нелегальным партиям царских времен, за лишний гражданский или военный чин, полученный не от советской власти. Ни одну анкету нельзя брать за чистую монету – везде вранье в той или иной мере. Одни попадались на вранье и расплачивались жизнью, свободой, другие ускользали от «бдительного ока».
Все это, как и некоторые последующие сведения, стало известно мне позже, но я нахожу более удобным собрать эти детали «освобождения» западных белорусов и украинцев в одном месте, потому что дальше надо расчистить место фактам и событиям, происходившим на моих глазах, когда и я был призван к участию в «построении социализма» на новых землях.
К вопросу об анкете на паспортизацию добавлю, что советская паспортизация 1932 года стоила народам СССР миллионов кацетников[9].
Мы впитывали науку о паспортизации и, как я уже упоминал, чувствовали себя предназначенными к какому-то большому преступлению – к операции, говоря языком чекистов. Мы были в резерве «освободительного» насилия. Или – насильственного «освобождения», если угодно.
А нас уже готовили и к новым выступлениям СССР. Однажды нам сделал доклад присланный из политотдела УНКВД лейтенант госбезопасности Тихонов. Он рассказал нам о крайнем неудобстве того, что от естественных границ СССР отделен Латвией, Эстонией и Литвой. Если война, то они могут стать «территорией, взятой взаймы» противником (выражение Сталина). Подведя доклад к определенному выводу, Тихонов свернул круто вбок. Он сказал, что Вильну, столицу Литвы, полученную нами от Польши, благородное советское правительство отдает Литве. «Чужой земли мы не хотим, но и своей земли, ни одного вершка своей земли не отдадим никому». Трудно было понять своеобразную логику доклада Тихонова, а главное – кто же посягал на земли СССР? Эстония, что ли?..
Насчет Эстонии и нападения на СССР помалкивали, но засыпали докладчика записками: почему же, мол, целую область, отвоеванную кровью советских солдат, вдруг да и отдаем?
Докладчику эти записки доставили удовольствие – они ведь свидетельствовали о заразе шовинизма!
– Товарищ Сталин знает, что делает, – ответил Тихонов, – может быть, скоро не только Виленская область, а вся Прибалтика захочет присоединиться к нам.
«Победа» над смертельно раненною Польшей возбуждала аппетит, увы, не у одних членов Политбюро ВКП(б). Нам предстояло добивать поверженных.
ВЫПУСК
В начале ноября 1939 года мы приступили к сдаче экзаменов. Начальство наше ознакомило нас с приказом Берии: курсант, имеющий общую оценку не ниже 4,75 балла, производится в младшие лейтенанты госбезопасности, но у него не должно быть ни одной двойки; те курсанты, у которых была хотя бы одна двойка, выпускались рядовыми, но имели право на переэкзаменовку через шесть месяцев; прочие, т. е. не имеющие двоек и с общим баллом ниже 4,75, выпускались сержантами. Кроме того, приказ устанавливал и соотношение с чинами Красной Армии: младший лейтенант госбезопасности равняется старшему лейтенанту армии, сержант госбезопасности – лейтенанту армии.
Сдавали экзамены по 32 дисциплинам. Двоек нахватали, главным образом, по политической подготовке, в центре которой стояло безукоризненное знание «Краткого курса истории ВКП(б)» в особенности – четвертой, идеологической главы.