К районным центрам, ныряя на снежных ухабах, идут обозы. Рядом с санями шагают женщины. Из-под брезента, которым укрыта поклажа, высовываются полушубки, валенки, ящики посылок. На некоторых посылках адреса: «Самому храброму» или «Самому смелому». Но это на некоторых. На большинстве — лаконичная надпись: «На фронт». Посылающему одинаково дороги все солдаты. Да и зачем писать: «Самому храброму»? Сегодня он не самый храбрый, а завтра будет им! Может, еще не было такого случая, чтобы солдат смог полностью проявить себя, может, не пришло еще время расцвета его солдатской славы?
А обозы идут. Это подарок народа своей армии.
С лопатами на плече, как в строю, шагают люди. Они идут расчищать заносы на дорогах. И вот снова бегут по Ним эшелоны, машины, из вагонов и кузовов высовываются красноармейцы, улыбаются, машут рукой. На платформах, проносящихся мимо, что-то закрытое чехлами Чем больше таких платформ, тем радостнее лица советских людей. Это гоже подарок народа своей армии.
Сотни людей копошатся на снежном поле. Слышны смех, беззлобная ругань и знакомая многим поколениям «Дубинушка». Твердая как камень, промерзшая земля неохотно уступает ударам ломов. Человек упрямее, сильнее ее! Возникает котлован — и закладывается фундамент нового завода
Стоило машине завязнуть в снегу — ее тотчас окружали люди, упирались в нее плечами и выталкивали на укатанную дорогу.
— Давай, милая! Жми!
В каждом доме, куда заходил Михаил во время коротких остановок, хозяйка, после приветствия, подходила к печке, и на столе появлялось все, что она успевала приготовить за короткий срок.
— Кушай, соколик!
В Москву машины не зашли, а обогнули ее справа.
Все чаще стали попадаться воинские части. По дорогам, изрытым гусеницами танков, тягачи неторопливо тащили тяжелые пушки.
— Ого! Это вам не июнь! — заерзал Михаил, потирая руки.
— Еще и не то увидите, — ответил шофер.
И везде, куда только мог проникнуть взгляд, стояли замаскированные орудия, танки, машины. Около них сновали люди. Шла учеба. Везде, во всем, чувствовались образцовый порядок, зоркий глаз и умелая, твердая рука.
— Сразу видно, Москва жива! Порядочек! — вырвалось у Михаила.
— Тут, брат, такой комуфлет подготовлен, — откликнулся шофер и многозначительно подмигнул Норкину, как заговорщику.
Вечером, когда луна поднялась над замерзшим лесом, остановились в деревне.
— Вот и приехали, — сказал шофер. — Вам теперь вон в тот домик, а мы свернем в сторону. Счастливо.
— Будь здоров, — ответил Михаил, пожал руку шофера и, закинув за плечи вещевой мешок, пошел по улице. Мороз крепчал. Все было подернуто дымкой. Защипало нос.
«Изнежился в госпитале, — подумал Норкин. — Ну, да это дело поправимое!.. Куда же идти?»
Пусто на улице. Даже полоски света не выбиваются из темных окон. Норкин в нерешительности остановился и осмотрелся. На противоположной стороне, около домика, окруженного палисадником, прохаживался человек. Михаил перешел улицу и направился к нему.
— Стой! Кто идет?
— Мне нужно в штаб,
— Стой! Разводящего вызову. — Человек, оказавшийся часовым, поднес к губам свисток.
Открылась дверь соседнего домика, и к Норкину подошел матрос в полушубке и с автоматом на груди.
— Кто вы? Предъявите документы.
— Я — лейтенант. Назначен командиром в вашу бригаду.
— А-а-а… Чего останавливаешь? На разводе был, а инструкцию не знаешь? Ведь по-русски было сказано, чтобы своих командиров пропускать без проверки.
— У него шапка армейская, ну я и ошибся…
От замечания разводящего и оправданий матроса на Норкина повеяло чем-то дорогим и близким, Он снова попал в свою семькх
— Идите за мной, товарищ лейтенант.
В комнате, куда вошел Норкин, было накурено. Словно синеватая дымка наполнила ее. На столе горела керосиновая лампа.
— Разрешите обратиться, товарищ капитан первого ранга? — спросил разводящий.
Один из командиров, сидевших за столом, приподнял голову.
— Тут, — начал было разводящий, но Норкин перебил его:
— Товарищ капитан первого ранга, лейтенант Норкин прибыл в ваше распоряжение.
Командиры зашевелились, повернулись в сторону Норкина, а командир бригады вышел из-за стола и пошел к нему.
— Очень хорошо! Прибыли вовремя… Александров, — сказал он, протягивая руку. — Ну-ка, давайте поближе к свету и посмотрим друг на друга.
Норкин снял мешок и посмотрел по сторонам, выбирая для него место.
— Давайте мне, — прошептал матрос, по-прежнему стоявший у порога. — Я положу его.
— Знакомьтесь. Вот комиссар… Начальник штаба… Наш «нарком снабжения»… Мой адъютант.
Среди командиров знакомых не было, и Норкин ограничился официальным приветствием.
— Вот мое направление, — сказал Михаил, чтобы прервать неприятное для него бесцеремонное разглядывание, и протянул пакет.
— Ого! Да вы уже воевали! — обрадовался капитан первого ранга, прочитав командировочное. — Где? Когда?
— Командиром роты в батальоне Кулакова. Ленинградский фронт.
Командир бригады буркнул что-то неопределенное и посмотрел на начальника штаба. Тот пожал плечами.
— Расскажите, пожалуйста, о себе, — попросил ко-; миссар.
Что мог рассказать Норкин о сеое? Учился в училище, как, наверное, учился и командир бригады, а поэтому он говорил о батальоне Кулакова. Рассказал и о Лебедеве. Даже показал его рекомендацию, уже протертую на сгибах.
— Так… Н-д-а… Дела. Слушай, а нет у нас ничего другого? — спросил командир бригады у начальника штаба.
— Ничего, — ответил тот и развел руками, словно хотел сказать: «Сам понимаю, да нет!».
— Немного неладно получается… Будем говорить прямо: мы рады, что к нам прислали командира с боевым опытом. Ведь мы еще не воевали, — словно извинился капитан первого ранга. — Дело все в том, что бригада укомплектована командирами. Есть вакантная должность командира взвода разведки. — Командир бригады сделал особое ударение на слове «взвод». — Конечно, нет оснований понижать вас в должности, но ни роты, ни батальона мы вам дать пока не можем… Выбирайте. Если согласны — принимайте взвод, а нет — насильно мил не будешь… Вы можете настаивать на сохранении за вами прежней должности.
Вот тебе, бабушка, и Юрьев день… Опять начинать с командира взвода!..
Норкин приподнял голову и встретился с глазами комиссара. В них вопрос: «Что ты скажешь?». Этот же вопрос и в глазах командира бригады.
— Где размещается взвод?
— Остаешься? — спросил командир бригады,
— Сегодня посмотрю на людей, а с утра и за работу.
— Уф! Как гора с плеч! Теперь у меня бригада полностью укомплектована! Снимай полушубок и давай пить чай. Шампанским угощать не буду, а водочки с дороги дам.
— Спасибо, но я хотел бы немного отдохнуть…
— И отдохнешь! Сегодня задерживать не стану, а завтра в двадцать ноль-ноль как из пушки!.. Посидим, поговорим… Ведь Кулаков-то мне дружком был… Ну, вздохами дела не поправишь. Максимов!
Из соседней комнаты выглянул магрос.
— Быстро, как по срочному погружению, по сто грамм на брата!
На столе появился черный хлеб, нарезанный флотскими ломтями — не такими, сквозь которые собеседника разглядывать можно, а такими, что съешь один — и больше не захочешь. Рядом с ними — колбаса, селедка.
— Особым богатством не располагаем, но и не прибедняемся… Ну, выпьем за наступление!
Михаил приготовился слушать, но командир бригады поднял рюмку и кивнул головой.
— Теперь отдыхай, а завтра ровно в двадцать быть здесь. Иванов, ты сам проводи в школу командира разведки.
— Есть проводить командира разведки, — ответил матрос, взял мешок Норкина и пропустил лейтенанта вперед.
Когда Норкин вошел в класс — там на полу на разостланных шинелях и полушубках лежали матросы. В нос ударил специфический запах махорки, испарений грязного белья.
Несколько человек взглянули на вошедших и отвернулись. В шуме голосов невозможно было понять, о чем говорили матросы, но ругательства, как мячи, летали из одного угла в другой. Хлебные корки, окурки и пустые банки из-под консервов валяллсь в углу около печкн. «У-у-у, свинарник какой!» — подумал Норкин.