Прихожу в инструментальный за полчаса до обеда. Мне дают старшего. Его фамилия Медведев, а кликуха, само собой, Медведь, хоть он на медведя и не похож ни грамма: худой, длинный, с вытянутой мордой, как у коня. Медведь показывает мне, где какой инструмент и объясняет:
— Главное правило такое: враг не дремлет. Оставил ключ или штангель на верстаке, не положил в ящик — сразу спиздят. А вот тебе и первое задание — сними по три миллиметра напильником с этих херовин, а то по размеру не подходят. Становись за тот верстак — это Игнатьича, он на бюллетене.
Зажимаю первую железяку в тиски, смотрю на часы: без пяти двенадцать, сейчас обед.
Жрать иду домой, как все работяги, кто живут рядом. От проходной к нашим пятиэтажкам прет целая толпа мужиков в замасленных робах. Ну его на хер — с утра до вечера на заводе, как они. Я вон полдня побыл, толком не работал еще — и то надоело.
Из всех мужиков выделяется Горилла. Здоровый, высокий — под два метра. Сын школьной библиотекарши Веры Аркадьевны. Морда — как у обезьяны. Только что шерсть не растет, а так — настоящая горилла: губы как сардельки, лоб — два сантиметра. Пацаны говорили — у него здоровущий конец, самый большой на всем Рабочем. Сантиметров, может, тридцать, и все бляди за ним бегают, чтобы протянул. А он протянет, а потом спрашивает: пойдешь за меня замуж? Бляди смеются и говорят, что насчет палку поставить — это мы всегда пожалуйста, а вот замуж — не, ты некрасивый.
Батьки дома нет — у итээровцев обед на час позже. Разогреваю вчерашний борщ, жру без охоты и прусь назад в цех.
У верстаков еще никого. Все мужики играют в домино в беседке около входа, молотят костяшками по столу, подкалывают друг друга. Подходит мастер — толстопузый мужик в синем халате.
— Все, обед кончился. Хватит хуйней страдать.
— Ну Петрович, дай кон доиграть, — говорит седой сморщенный дед. Я его видел в цеху — он работает на токарном станке.
— Какой еще кон? Вы его три часа будете доигрывать, а начальник увидит — мне ввалит по первое число.
Над верстаком Медведя прилеплена изолентой картинка из журнала: «Таврия», новый «Запорожец».
— Да вот, хочу себе «Таврию», — говорит Медведь. — Уже десять лет стою на очереди на заводе. Дают обычно «Запорожцы», а с того года начали давать «Таврии». Через год-два и моя очередь должна подойти. Деньги уже есть, лежат на книжке, все тип-топ.
— А ты давно здесь, на заводе?
— Скоро пятнадцать лет. Как с армии пришел, так сразу сюда. Сначала думал — так, перебьюсь, а там, может, что получше найду. А потом, ты знаешь, привык и понравилось даже, можно сказать. Уже и переходить никуда не тянет.
Я опять берусь за свои херовины. Каждые пять минут смотрю на часы — скорей бы домой.
Без десяти три подхожу к Медведю, говорю:
— Все, три часа. Мне только шесть часов можно работать.
— Что, домой? Ну, давай.
В четыре ко мне приходят Крюк и Йоган, приносят старые простыни и синюю гуашь — рисовать флаг. Мы сегодня идем на футбол. «Днепр-Могилев» — «Искра-Смоленск». Я раньше нормально рисовал, и они меня раскрутили, чтоб сделал флаг. Мы видели такие у фанатов на той игре: надпись «Днепр» и рисунок — типа, волны на реке.
Простыня разрезана криво, по бокам торчат нитки. Я раскладываю ее на полу и пишу карандашом «Днепр», потом рисую волну и закрашиваю все гуашью. Получается коряво. Я говорю:
— Несолидно будет с таким флагом. Может, вообще без флага пойдем?
— Не сцы, — отвечает Крюк. — Надо, чтобы был флаг, остальное — херня.
— И что, ты так вот пойдешь и сядешь с фанатами?
— Как не хуй делать.
— Они же все с Пионеров, враги.
— У фанатов врагов нет, — говорит Йоган. — И там не только Пионеры. Есть пацаны с Менжинки, и с ДОКа есть. Все, кто за «Днепр», — все свои. Так что не сцыте, никто нас не тронет.
Мы берем билеты в девятый сектор — туда, где всегда сидят фанаты. Они уже на месте: человек двадцать, все в бело-синих шмотках, у одного на голове бело-синяя повязка. Один па«ан держит горн — видно, спиздил в своей школе в пионерской комнате. Флаги у них, конечно, намного лучше, чем наши: сшиты из кусков синего и белого материала.
— Здорово, пацаны. Можно, мы с вами? — спрашивает Крюк.
— А вы соткудова?
— С Рабочего.
— Флаг покажите.
Крюк разворачивает флаг. Фанаты смотрят, лыбятся.
— Ладно, садитесь.
До игры — минут пять. Команды разминаются на поле. Приходит «основа» фанатов со своей бабой. Она — ничего, в джинсах-варенках и черной ветровке. Кликуха «основы» — Сипа.
Лысый судья в трусах по колено дует в свисток, и игра начинается. Сипа поднимается и орет:
— В Союзе клуба нет пока!..
Фанаты подхватывают:
— …Сильнее нашего «Днепра»! «Днепр»-Могилев, «Днепр»-Могилев!
Мы тоже орем со всеми. Крюк держит флаг за края и машет им.
В конце первого тайма наши забивают гол. Весь стадион подхватывается с мест.
Фанаты орут:
— Мо-лод-цы, мо-лод-цы!
Сипа с его бабой сосутся.
«Днепр» выигрывает два-ноль. После игры идем мочить смоленских фанатов. Их приехало человек пятнадцать. Сидели в шестом секторе, орали, но нас, само собой, не переорали.
Поздно: они уже сели в автобус, крутят нам через окна фиги и показывают «отсоси». У автобуса толкутся менты.
— Ну, че, сорвемся на них в автобус? — спрашивает Сипа.
— Никуда вы не сорветесь, — говорит ментовский капитан. — Вам же самим так лучше. А то приедете в Смоленск — насуют вам пиздюлей.
Мы становимся под окнами автобуса, тоже показываем «отсоси» и фиги. Сипа орет:
— Съели мы корову, съели мы быка, а в смоленских магазинах ливерка одна!
Мы подхватываем.
Автобус трогается — можно расходиться по домам. Пионеры идут к себе, пацаны с других районов — на остановку. Мы втроем — в «Пингвин», пожрать мороженого. Домой ехать неохота.
Крюк всю дорогу базарит:
— Заебись все было, классно пофанатели. Прикиньте — помогли «Днепру». Если бы не мы, он бы не выиграл, хорошо бы еще ничью…
Я говорю:
— Да не пизди ты. Типа, если б не фанаты, то «Днепр» и не выиграл бы. А если б не Крюк, то вообще капут бы был — четыре ноль в пользу «Искры», да?