- Рада слышать. А как проходит проверка? Вы уже нашли что-нибудь интересное?
Но ведь он же ей только что недвусмысленно намекнул, что забросил все свои дела.
- Боюсь, что меня уволят, - соврал он тогда из вредности.
- Вас? За что?
- За то, что не оправдал надежд.
У него вдруг родилась идея включиться в их безумную игру, ежели таковая имеет место быть, и огорошить их своим, не менее дурацким, поведением. Блефануть, как в покере.
- Шеф рассчитывал, что я нарою здесь кучу нарушений, а мне придётся вернуться с пустыми руками.
- Так уж и с пустыми?
Первую часть фразы-наживки она мастерски проигнорировала.
- Абсолютно. Честно говоря, я впервые сталкиваюсь в своей практике с таким идеальным порядком. Разве что этот треклятый котёл...
- Понимаю ваши затруднения.
Она пододвинула к себе чашку горячего чая, покончив с гуляшом. В его же тарелке было всё ещё далеко не пусто.
- Хотите, я помогу вам?
- Поможете?
Пожалуй, его опять собираются удивить, и у них это опять получается — к чему бы ни относилось её предложение: к гуляшу или к проверке.
- Да. Я подскажу вам, где найти хороший изъян в нашем хозяйстве, но такой, который не принесёт нам особых хлопот, и вас избавит от нравственных мучений.
- Вы заинтриговали меня.
- Я это умею. Так вы готовы?
Готов ли он? Если бы знать, к чему.
- Что от меня потребуется?
- Просто сопровождать меня. Заканчивайте с вашим ужином, и — вперёд!
В считанные секунды он справился с заданием, категорически отказавшись лишь от чая.
- Куда мы направимся?
- На кухню.
Не задавая больше вопросов, он последовал за ней.
Они прошли через двойную дверь, открывающуюся в обе стороны, в огромное помещение, заставленное электропечами, разделочными столами, мойками, шкафами с посудой. По вполне понятной причине, кроме посудомоек, здесь никого уже не было. Пока он гадал, какого рода нарушения откроются в этом идеальном на поверхностный взгляд хозяйстве, они пересекли зал и очутились в недлинном коридоре, заканчивающемся тупиком. В нём были лишь четыре двери — по две с каждой стороны. Одну из них, правую дальнюю, Виктория Павловна открыла без всякого ключа и зашла внутрь, поманив за собой пальцем инспектора.
Оказавшись в тесной комнатке со стеллажами до самого потолка, они остановились, и Виктория Павловна сделала следующее: она захлопнула дверь и щелкнула задвижкой, заперев их таким образом изнутри. После этого она повернулась к Виктору Игнатьевичу, обвила его шею руками, и её горячее дыхание, коснувшееся его лица, обожгло словами:
- Возьми меня!
Она не стала ждать, пока он опомнится и начнёт что-либо соображать, и впилась в его безвольные губы своими. Одновременно он почувствовал, как её сильные пальцы сдавили его бесстыдно восставшую плоть.
- Вика, - простонал он. - Что ты делаешь?
С полки рухнул какой-то тяжёлый предмет, издав металлический лязг, посыпался на пол горох из развязанного мешка…
Его здоровые инстинкты, предсказуемо взяв верх над рассудком, повели его неоднократно опробованной тропой. А когда он ощутил её бедра в своих ладонях, тут уже ни о чём думать было невозможно.
Их яростная близость, по понятным причинам, длилась недолго, опустошив Виктора Игнатьевича гораздо раньше, чем того хотелось бы им обоим. Однако в тот самый момент, когда ход его мыслей стал приходить в норму, и он уже начал подыскивать себе оправдание, облечённое в слова, она сделала что-то невероятное, заставив его снова загореться желанием: стащила с него полностью всю одежду и повалила на грязный пол, облизывая его всего с ног до головы языком. В ушах его звенел её исступленный крик:
- Ещё! Ещё!
В тусклом освещении каморки он видел её размётанные волосы, полуприкрытые глаза и...
«Очень большие губы», - сказал кто-то в его голове, гася в нём остатки трезвого разума.
Глава 3
Из крана капала вода, падая в наполненную до краёв ванну, в которой лежал истощённый Виктор Игнатьевич, разбивая пену и образуя в ней нечто похожее на полынью. Он рассматривал опустевшим взглядом пальцы своей правой ноги, высунутой наружу, фривольные узоры на кафеле, свисающий шланг душа. Беспорядочные картинки пережитого недавно любовного приключения накладывались на эту объективную реальность, образуя нечто вроде размытого кадра в кинофильме, служащего для того, чтобы намекнуть зрителю на мнимость и условность показываемого на экране.