Свершилось то, о чём мечтала его грешная плоть с самой первой их встречи с Викторией Павловной, но радости он не чувствовал. Ни от осознания победы, ни от волшебных ласк, продемонстрированных искусной любовницей. Было в этом чувстве что-то иррациональное, с одной стороны, и вполне объяснимое, с другой: ему придётся что-то с этим делать. И это «что-то» пугало его до степени болезненности.
Добившись взаимности, он не хотел теперь продолжения, и его нельзя было в том винить. Рассыпанная по грязному полу каморки крупа, его измазанные чем-то липким пальцы, сжимающие через толщу платья и бюстгальтера её грудь, её хриплое дыхание и неприлично высунутый от нетерпения язык — это не те образы, которые подталкивают мужчину к более серьёзным отношениям. Конечно, всё можно объяснить обуявшей их страстью, лишившей их контроля над собой, но он знал, что его склонность к самокопанию не позволит ему абстрагироваться от произошедшего с ними в момент их первого сексуального опыта. Его будут преследовать видения, усугубляемые его не в меру пылкой фантазией, и даже если вся остальная их совместная жизнь пройдёт, как у святых, видения эти не покинут его.
И в то же время, его захлестывала бескрайняя тоска от осознания неизбежности потери этой женщины. В ней он сразу разглядел что-то такое, чего не было ни в одной из всех её предшественниц. Даже в Сонечке. Возможно, это то, что называется громким словом любовь? Которая до сих пор ускользала от него, пряталась и маскировалась.
А, чёрт!
Что теперь будет с помолвкой? Со свадьбой? Он почему-то ни секунды не сомневался, что вся эта история станет достоянием гласности. Она, может быть, и случилась именно по этой причине, и он, жалкий глупец, всего лишь попался в элементарную ловушку. Что они потребуют от него в обмен за молчание? Что всё-таки от него хотел шеф, посылая сюда?
Возможно, в ответе на последний вопрос кроются и все остальные ответы, а он до сих пор так ничего и не сделал, кроме того, что бездарно влюбился и посвятил всё отведённое ему время сердечным страданиям. А теперь ещё и позорным прелюбодеяниям. Нужно немедленно утереть сопли и заняться делом. У него впереди — целый день. Это его спасительная соломинка.
Он выбрался из ванны и стёр с себя остатки пены громадным пушистым полотенцем. Затем посвятил некоторое время тому, чтобы побриться и вообще вернуть себе надлежащий вид, утерянный им за эти два дня, проведённых в интернате. Зеркало помогало ему, по мере своих отражающих сил.
Он пойдёт сейчас на вечеринку, которую они именуют Клубом. Не потому, что его пригласил туда Станислав Артемьевич. И даже вопреки его приглашению. И не потому, что Вика попросила его о том же, когда они, уже закончив все свои «дела» в каморке, приводили себя спешно в порядок. А потому, что он должен, наконец, разобраться со всей этой чертовщиной.
Ровно в половине десятого, одетый подчёркнуто приличнее, чем накануне, он покинул свою комнату и отправился по переходу из жилого корпуса в учебный.
--
Компания была уже в сборе, хотя вечерняя программа, по всей видимости, ещё не начиналась.
Он кивнул одновременно всем присутствующим, обведя взглядом зал, и получил вежливые кивки в ответ. Никто, однако, не бросился к нему, чтобы потрясти горячо руку или просто озвучить парочку стандартных вежливостей. Хорошо же они обхаживают важного городского гостя!
Они сидели по своим креслам и на диванах, что-то прихлёбывая из бокалов. Стояли и возле полыхающего камина, и облокотившись на подоконник. Некоторые тихо разговаривали. Всё указывало на то, будто они ждут команды к началу вечерней программы.
Виктор Игнатьевич поискал глазами Вику и не нашёл её. Это одновременно и огорчило, и обрадовало его. Он боялся думать о том, как она бы встретила его появление в Клубе: вежливой улыбкой или объятьями (он совершенно не исключал и такую возможность). Анатолия Сергеевича он тоже не увидел, но это как раз его не слишком удивило — директор умудрялся всячески, с особой ловкостью избегать его.
И тогда он решил присесть на свободное кресло, стоявшее у окна отдельно от других, предварительно плеснув себе немного коньяка.
Минут десять после этого ровным счётом ничего не происходило, и он уже засомневался, состоится ли программа вообще, но его успокоил вышедший на середину зала преподаватель физической культуры, Мартын Петрович, худой и высокий гражданин со шрамом на лице, объявивший о том, что сейчас перед собравшимися выступит...