А происходило это оттого, что во время фотографирования,
не слушаясь указаний ассистентов знаменитого фотографа, Тартелетт не переставал ерзать. Испробовать другие, более быстрые методы – моментальную съемку? Бесполезно!
Тартелетт заранее начинал раскачиваться, совсем как капитан «Дрима».
Пришлось отказаться от мысли увековечить черты этого замечательного человека – непоправимое несчастье для будущих поколений, если – мы, конечно, далеки от этой мысли – если Тартелетт вместо того, чтобы попасть, как он предполагал, в Старый свет, отправится на тот свет, откуда уже нет возврата.
Итак, приготовления закончились, оставалось лишь сняться с якоря. Все нужные бумаги, записи о владении кораблем, страховой полис – все было в полном порядке.
Еще за два дня до этого поверенный торгового дома
Уильяма Кольдерупа прислал последние подписи.
Девятого июня в особняке на Монтгомери-стрит был дан прощальный завтрак. Пили за счастливое путешествие
Годфри и за его скорое возвращение.
Молодой человек был очень взволнован и даже не старался этого скрыть. Фина держалась гораздо спокойнее.
Что касается Тартелетта, то он потопил свои волнения в нескольких стаканах шампанского, действие которого сказывалось на нем до самого отъезда. Он даже забыл захватить с собой карманную скрипку, и ему принесли ее в ту минуту, когда на «Дриме» уже были отданы концы.
Последние рукопожатия. Последние прощальные возгласы. Несколько оборотов винта, и пароход стал медленно отчаливать.
– Прощай, Фина!
– Прощай, Годфри!
– Счастливого пути! – крикнул Уильям Кольдеруп.
– А еще важнее – благополучного возвращения! –
крикнул в ответ учитель танцев и изящных манер.
– Смотри, Годфри, – добавил Кольдеруп, – никогда не забывай девиза, начертанного на корме «Дрима» «Confide, recte, agens»14!
– Никогда не забуду, дядя Виль! Прощай, Фина!
– Прощай, Годфри!
Пароход отошел. С борта и с пристани махали платками до тех пор, пока с той и другой стороны можно было хоть что-нибудь разглядеть.
Вскоре «Дрим» оставил позади бухту Сан-Франциско, едва ли не самую большую в мире, затем миновал узкий канал «Golden gate»15 и, наконец, очутился в водах Тихого океана, будто и в самом деле ворота за ним только что закрылись.
ГЛАВА ШЕСТАЯ,
в которой читателю придется познакомиться с новым
персонажем
Путешествие благополучно началось. Впрочем, читатели охотно согласятся, что отчалить от гавани куда легче, чем возвратиться.
Учитель танцев Тартеллет любил часто повторять со свойственной ему неоспоримой логикой:
14 Действуй смело и верь! ( лат.).
15 Золотые ворота ( англ.).
– Путешествие всегда имеет свое начало. Важнее, где и когда оно кончится.
Дверь от каюты Годфри выходила в полуют, расположенный в кормовой части «Дрима» и служивший столовой.
Наш юный герой устроился со всем возможным комфортом. Портрету Фины было предоставлено место на самой светлой стене. Койка, умывальник, несколько шкафчиков для одежды и белья, рабочий стол, удобное кресло – что еще нужно путешественнику двадцати двух лет?
В таких условиях можно и двадцать два раза объехать вокруг света! Не обладал ли Годфри тем возрастом, здоровьем и хорошим настроением, которые дают человеку наилучшую практическую философию?
Ах, молодые люди, молодые люди! Путешествуйте, если можете, а если не можете… все равно путешествуйте!
А вот Тартелетту было совсем невесело. Его каюта, находившаяся рядом с каютой Годфри, казалась ему слишком узкой, койка – невозможно жесткой, а свободное пространство в шесть ярдов явно недостаточным, чтобы проделывать там всевозможные па.
Мог ли турист подавить в нем хоть на время призвание учителя танцев и хороших манер? Нет! Оно было у него в крови и, надо думать, что даже в предсмертный час его ноги будут находиться в первой танцевальной позиции: пятки вместе, носки врозь.
Трапезы решили проводить сообща. Годфри и Тартелетт получили места друг против друга, а капитан и его помощник – на противоположных концах так называемого «качечного стола». Это ужасное наименование «качечный стол» или «стол боковой качки» не вызывало сомнений, что место учителя танцев часто будет пустовать.
Девятого июня, в день отъезда, погода стояла прекрасная. Дул легкий северо-восточный бриз. Чтобы набавить скорость, капитан Тюркот приказал поднять паруса, после чего «Дрим» перестал раскачиваться с боку на сок. А