Пока камни раскалялись, Годфри наметил участок приблизительно в квадратный ярд и вырвал оттуда всю траву; затем с помощью больших раковин он сделал выемку дюймов десять глубиной, положил на дно сухих веток и зажег их; таким образом земля под ними должна была сильно нагреться.
Когда сучья прогорели, Годфри удалил пепел и принес в углубление очищенные корни камаса, прикрыл их травой, положил на нее раскаленные камни, а сверху развел новый костер.
Получилось нечто вроде хлебной печи. Довольно скоро
– не прошло и получаса – все было готово.
Корни, испеченные под слоем камней и дерна, приобрели новые свойства. Теперь их можно было превратить в муку, пригодную для выпечки хлеба, либо употреблять вместо картофеля.
Мы предоставляем читателю самому вообразить, с каким восторгом наши Робинзоны уселись за завтрак, состоявший из двух жареных цыплят, которых они проглотили чуть ли не с костями, и чудесных камасов, заменивших гарнир из картофеля. Природа о них позаботилась: луг, где росли камасы, находился совсем недалеко и стоило только нагнуться, чтобы собирать их сотнями.
Покончив с завтраком, Годфри занялся приготовлением муки, которая могла очень долго сохраняться. Теперь в любую минуту легко было при желании испечь из нее хлеб.
День прошел в непрерывных трудах. Костер все время заботливо поддерживался. Особенно много топлива положили на ночь. Тем не менее Тартелетт несколько раз срывался со своего ложа, чтобы помешать угли, потом снова укладывался спать, но затем ему начинало казаться, что огонь все-таки погас, и опять он в страхе вскакивал и начинал шевелить угли. И так до самого утра.
Ночь прошла спокойно.
Треск костра и пение петуха разбудили Годфри и его спутника. Проснувшись, юноша очень удивился, почувствовав сильную струю воздуха. Это навело его на мысль, что дупло доходит до первого разветвления, а может быть, тянется еще выше, и что где-то там, наверху, образовалось отверстие.
«Отверстие непременно нужно заделать, – подумал
Годфри. – Но почему же я не чувствовал тока воздуха в прошлые ночи? Неужели это произошло из-за молнии?»
И он решил внимательно осмотреть со всех сторон ствол секвойи. Обследование показало, что ударом молнии расщепило всю нижнюю часть ствола Вильтри от веток до корней. Если бы электрическая искра проникла внутрь дерева, то Годфри и Тартелетта не было бы уже в живых.
Лишь благодаря счастливой случайности они избежали верной смерти.
«Во время грозы, – продолжал размышлять Годфри, –
не рекомендуется спать под деревьями. Эти советы хороши для тех, кто может укрыться под надежной кровлей. Но как избежать опасности тем, кому дерево служит домом? Посмотрим!»
Он оглядел длинный след, оставленный на стволе молнией.
– По-видимому, самый сильный удар все же пришелся по верхушке, где могло образоваться отверстие, – сказал
Годфри. – Но раз через него возникла тяга, значит, дерево насквозь пустое и живет только корой? Так ли это, нужно проверить!
Выбрав сосновую ветку, покрытую просочившейся смолой, он тут же зажег ее, и она загорелась ярким пламенем.
С факелом в руке, Годфри вошел в свое жилище. Темноту внезапно сменил яркий свет и теперь легко было рассмотреть, как далеко простирается дупло.
Футах в пятнадцати над землей внутри дерева образовалось нечто вроде свода. Приподняв факел, Годфри разглядывал узкое трубчатое отверстие, уходящее до самого верха. Значит, сердцевина дерева была пустой от основания до верхушки, если только местами не сохранилась еще неповрежденная древесина. В таком случае можно будет, цепляясь за эти уцелевшие куски заболони, подняться по ступеням до первого разветвления или даже еще выше.
Помышляя о будущем, Годфри решил, что ни в коем случае нельзя медлить. У него была двойная цель: прежде всего – как можно плотнее закрыть отверстие, благодаря которому дупло Вильтри, подвергаясь действию дождя и ветра, становилось непригодным для жилья; затем – разведать, нельзя ли добраться до верхних ветвей, которые послужили бы убежищем при нападении животных или дикарей. Мало ли что могло случиться?
Попытка – не пытка. Если во время подъема в этой узкой трубе встретится какое-нибудь препятствие, он всегда сможет спуститься вниз – только и всего.
Укрепив свои факел между двумя толстыми корневищами, Годфри стал взбираться по внутренним выступам еще не прогнившей древесины. Легкий, сильный и ловкий, привыкший, как все американцы, к гимнастике, он делал это без всякого напряжения и вскоре достиг узкой части отверстия. Согнувшись в дугу, Годфри полз на манер трубочиста, опасаясь, как бы дальнейшее сужение дупла не заставило его вернуться назад. Но пока еще можно было продвигаться вперед, задерживаясь на ступенчатых выступах, чтобы перевести дыхание. Через три минуты он был уже на высоте шестидесяти футов. Еще каких-нибудь двадцать футов – и он у цели!