– День? – вздрогнув, спросил Годфри. – Какой день, дядюшка, вы имеете в виду?
– Ну, разумеется, день вашей свадьбы, – ответил
Кольдеруп. – Надо полагать, что не моей.
– Пожалуй, это было бы более кстати, – заметила Фина.
– Что ты этим хочешь сказать? – удивился Кольдеруп. –
Итак, назначаем свадьбу на конец месяца. Решено?
– Но, дядя Виль. Сегодня нам предстоит наметить не день свадьбы, а день отъезда.
– Отъезда? Какого отъезда?
– Очень просто, дату отъезда Годфри, который, перед тем как жениться, хочет совершить небольшое путешествие.
– Значит, ты в самом деле хочешь уехать? – воскликнул
Уильям Кольдеруп, схватив племянника за руку, будто для того, чтобы тот от него не сбежал.
– Да, дядя Виль, – бодро ответил Годфри.
– И надолго?
– На восемнадцать месяцев или, самое большее, на два года, если…
– Если?..
– Если вы мне разрешите, а Фина будет ждать моего возвращения.
– Ждать тебя! Нет, вы только поглядите на этого жениха, который только и думает, как бы сбежать, – воскликнул Кольдеруп.
– Пусть Годфри поступает так, как хочет, – сказала девушка. – Дядя Виль! Ведь я на этот счет много передумала. Хоть годами я и моложе Годфри, но в знании жизни гораздо старше его. Путешествие поможет ему набраться жизненного опыта, и, мне кажется, не стоит его отговаривать. Хочет путешествовать – пусть едет. Ему самому захочется спокойной жизни, а я буду его ждать.
– Что! – воскликнул Уильям Кольдеруп. – Ты соглашаешься дать свободу этому вертопраху?
– Да, на два года, которые он просит.
– И ты будешь его ждать?
– Если бы я была неспособна его ждать, это бы означало, что я его не люблю.
Произнеся эту фразу, Фина возвратилась к фортепьяно, и ее пальцы, сознательно или невольно, тихо заиграли очень модную в те времена мелодию «Отъезд нареченного». Хоть песня и была написана в мажорной тональности, Фина, сама того не замечая, исполнила ее в миноре.
Смущенный Годфри не мог вымолвить ни слова. Дядя взял его за подбородок и, повернув к свету, внимательно на него посмотрел. Он спрашивал его без слов, и слова для ответа тоже не понадобилось.
А мелодия «Отъезд нареченного» становилась все печальнее.
Наконец, Уильям Кольдеруп, пройдя взад и вперед по комнате, направился к Годфри, который походил на подсудимого, стоящего перед судьей.
– Это серьезно? – спросил он у племянника.
– Очень серьезно – ответила за жениха Фина, не прерывая музыки, тогда как Годфри лишь утвердительно качнул головой.
– All right, – произнес Кольдеруп, окинув племянника странным взглядом.
Затем сквозь зубы добавил:
– Значит, перед женитьбой ты хочешь попутешествовать? Будь по-твоему, племянник!
И сделав еще два-три шага, остановился перед Годфри, скрестил руки и спросил:
– Итак, где бы ты хотел побывать?
– Повсюду, дядюшка.
– А когда ты собираешься в путь?
– Как вам будет угодно, дядя Виль.
– Ладно! Это произойдет очень скоро.
При этих словах Фина внезапно оборвала игру. Быть может, девушке немного взгрустнулось. Так или иначе, решение ее оставалось непоколебимым.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ,
в которой читателю по всем правилам представляют Т.
Артелетта, называемого Тартелеттом
Если бы Т. Артелетт был французом, соотечественники не преминули бы шутливо окрестить его Тартелеттом7, так как это имя ему очень подходит, мы, не колеблясь, и будем впредь его так называть.
В своем «Путешествии из Парижа в Иерусалим» Шатобриан упоминает маленького человека, «напудренного и завитого, в зеленом костюме, дрогетовом жилете с муслиновыми8 манжетами и жабо, который пиликал на своей скрипке, заставляя плясать ирокезов»9.
7 Тартелетт – сладкий пирожок ( фр.).
8 Дрогет, муслин – ткани.
9 Ирокезы – группа индейских племен, широко распространенных в XVI–XIX
Калифорнийцы, ясное дело, не ирокезы, но Тартелетт был учителем танцев и изящных манер в Калифорнии.
Хоть в уплату за уроки он и не получал, как его предшественник, бобровыми шкурами и медвежьими окороками, зато ему платили долларами. Во всяком случае, он ничуть не меньше способствовал цивилизации своих учеников, чем тот француз, обучавший хорошим манерам ирокезов.
В ту пору, когда мы представили его читателю, Тартелетт был холост и говорил, что ему сорок пять лет. Но за десять лет до этого он чуть было не вступил в брак с одной перезрелой девицей.