Ворон. Кстати, это обязательный уровень анализа – обращать внимание на саму ситуацию анализа. Всенепременно! В львиной доле случаев при анализе сказки разыгрывается тот же сюжет, что в ней самой. Ну, потом мы к этому вернемся. Заяц! Ну, поработай со сказкой. На каком-нибудь из разобранных уровней.
Заяц. Что-то я не знаю, чем вас порадовать.
Ворон. Да ты себя порадуй.
Заяц. Что-то у меня такое ощущение, что я таки стал ковром-самолетом. И теперь все на меня сели, ноги свесили и говорят: вези нас! Я еще вначале, когда сказку сочинял, думал, что Пирог станет скатертью-самобранкой. А потом подумал: ну вот, все на мне опять будут жрать!…
Общий хохот.
Ворон. Ну вот, такой сюжет, уже почти совсем понятный. Герой очень вкусный – то есть он многим желанен. Можно еще иначе сказать: он соблазнителен. Это очень определенный сюжет, который начинается с соблазнения.
Заяц. Это где трахнут?
Ворон. Или где ты убежишь. Соблазнишь и не дашь. Как, дети, называется такой сюжет?
Койот. «Динамо» называется такой сюжет.
Ворон. Вот-вот. Такое миропостроение у героя сказки: он очень вкусный – ты это прямо многократно подчеркнул; а вокруг него полно тех, кто за этим вкусом охотится. Получается, полно врагов. И ты с ними играешь в кошки-мышки: они хотят тебя взять, ты им хочешь не дать.
Койот. Очень заячий сюжет.
Ворон. Странно, если бы было не так. Но почему только заячий: я видел множество женщин, которые годами живут в этом сюжете. Да и мужчин, конечно же. И, похоже, тебе такой сюжет не очень нравится, для пользования изнутри. И ты пытаешься вроде бы из него выйти – в сказке, когда превращаешься в ковер-самолет. Но только прыжок, мне кажется, идет недалеко: ведь и ковер-самолет, как и скатерть-самобранка, в которую ты вначале хотел превратиться, – это все волшебные помощники, опять же многим желанные, за которыми идет охота. Понимаешь, Заяц?
Суслик. Это карма.
Ворон. Это очень близко к жанру жертвы, под которую ты все время пытаешься косить – ах я бедный, все меня оседлали и хотят съесть. Но поскольку никто никого не ест, и ты прекрасно каждый раз смываешься, то и жанр больше похож на плута, который под жертву подделывается. Что является одним из любимых занятий трикстера. Я думаю, среди жертв таких полно. Просто Заяц – легкий игрок, а есть гораздо более серьезные и тяжелые. Спасибо, Заяц. Большая перемена.
Урок 10. Базовый миф
Белочка. Я тут на переменке сочинила маленькую сказку, вроде как вариацию на тему сказки Зайца. Можно расскажу?
Ворон. Не вопрос.
Белочка. Ну, это как бы от имени маленьких животных, которых много в лесу, не один Заяц. Итак.
Жил-был Колобок, и был он очень вкусный. Он катился по лесу, и все звери, которых он встречал, хотели его съесть. Лисица там, хорек, кошка – они все норовили откусить от него хоть кусочек, и Колобок им давал. А у него взамен новые кусочки отрастали. Так он катился, звери его пощипали немного, но он все равно нормально катился. Еще к нему липли разные листья, такие разноцветные, и он стал очень красивым (а было это, как у нас, ранней осенью). Ну вот, как-то закатился Колобок под куст, отдыхает, а тут мимо шел Медведь. Медведь не заметил Колобка и наступил на него, и расплющил… Что, испугались? Так Колобок стал Плюшкой!
Ворон. Ну, Белочка, тебе надо будет вручить диплом Шахерезады. Только которая умеет кончать.
Белочка. В каком смысле?
Ворон. Ну, заканчивать свои сказки, причем просто классно.
Белочка. А! Да я не только это могу…
Ворон. Не сомневаюсь. Вот, смотрите, сказочка, вроде похожая, да совсем другая. Что мы про нее можем сказать?
Косуля. Очень жизнерадостная.
Койот. Как будто сочинение юного Кащея Бессмертного.
Ворон. В каком смысле?
Койот. Что попишешь – молодежь, не задушишь, не убьешь.
Ворон. Объясни, товарищ! Ведь не очень понятно.
Койот. Ну, этот персонаж как бы такой бессмертный. Никакая холера его не берет. От него отгрызают – а у него новое вырастает. К нему всякая дрянь липнет – а он только краше становится. И уже даже на него наступил медведь – и все равно он живой, и опять такой же вкусный.
Ворон. Да.
Суслик. В этой сказке, в отличие от Зайцевой, ясно показано благотворное влияние секса.
Ворон. Это почему?
Суслик. Колобок, в отличие от Зайца, всем давал. И становился только краше, и от него не убывало.
Заяц. Что он давал?
Суслик. Ну, в сказке откусить по кусочку. Но это же явная метафора секса.
Ворон. Метафоры явными не бывают. Тогда это аллегории. Но я подписываюсь, что в таком толковании есть что-то здравое и похожее на правду. Я даже не могу сейчас увидеть другого возможного смысла – разве что в более широком смысле, чем секс – то есть простая человеческая открытость. Малиновый Пирог боялся, что его съедят. Колобок давал от себя откусить.
Крокодил. И в результате один попадает в поднебесье, а другой расплющен в лепешку.
Ворон. Это тоже можно по-разному понимать. Один в фантазиях, другой на земле. Но, Суслик, пять баллов. Мы сексуальные сценарии будем потом дальше изучать, потому что они, конечно, тоже в сказках ясно видны. Но для этого нам надо друг к другу притереться… (заметив возбуждение Суслика)… в смысле – стать друг с другом доверительнее и более открытыми. Ну хорошо. Что мы сейчас собирались проходить. Базовый миф. В каком-то смысле, самая основная тема. Можно сказать, что все остальные уровни анализа ведут нас к этому. Основополагающая идея – что сюжетов в мире ограниченное количество. И что в своей основе они уже изложены в сказках и мифологии. То есть практически каждому сюжету, который мы изучаем, мы можем подобрать соответствие из мифологии.
Крокодил. Которую, конечно, каждый из присутствующих знает на зубок.
Ворон. Не обязательно. Я хочу ввести в обиход еще одно понятие, которое я часто использую. Может кто заметил, я говорю: «Сильный миф». То есть мне кажется, что мифы есть «сильные» и «слабые», и разница в том, насколько обкатана дорожка. Сильные мифы – это сценарии, которые имеют тенденцию повторяться раз за разом, и в течении которых очень трудно что-то изменить. Самые сильные даже обозначить трудно, потому что они кажутся абсолютно естественными, «конечно-это-так-а-как-же-может-быть-иначе». Если я вам скажу: «Родители дети забота долг», то как вы выстроите осмысленное предложение из этого?
Косуля. Родители должны заботиться о детях.
Ворон. Да, точно, и фактически никак иначе, и это и есть сильный, накатанный миф. А если я вам скажу «родители дети кошки качели», то вы мне скажете много интересного, но мало осмысленного, потому что здесь не будет твердого сюжета, а будет, наоборот, простор для творчества, которое, в конечном итоге, скорее всего приведет все равно туда же – к сильным мифам. Сильные мифы – это как линии рельефа, а наши мысли и действия – как вода, которая где бы ни оказалась, все равно скорее всего будет следовать определенным линиям. Понимаете, да? – немного воды может как-то по-особому выпендриться и занять какую-то очень свою нишу, скажем, лужу в неожиданном месте. А сколько-нибудь значимое количество уже потечет в ручьи, реки и так далее, то есть будет следовать определенным, проложенным линиям рельефа. Вот так и сказки. Небольшое количество энергии может собираться в них где угодно, но значимое количество будет скорее всего там, где – сильный миф. Понятно?
Белочка. Неожиданная связь творчества и лужи меня умиляет.
Ворон. И вот анализ базового мифа – это наша попытка разглядеть за конкретной сказкой ее великий прообраз. И когда мы его видим, мы видим очень многое. Самому автору очень полезно понять, с каким архетипическим сюжетом он имеет дело. Ну давайте попробуем посмотреть на любую сказку, из тех, что уже у нас прозвучали.
Суслик. Давайте на мою.
Ворон. Давайте. Суслик, юннаты, побег, возвращение в пустыню. Какие ассоциации?
Койот. Да тут не надо никаких ассоциаций, любой мальчик из хедера скажет вам, на что он метит.
Белочка. Мальчик из чего?
Койот. Простите, это, может мои кабалистические ассоциации, хотя мне кажется, это как раз багаж любого культурного человека. Если вы мальчику из хедера – это, можно сказать, еврейская начальная школа – расскажете историю, где есть жизнь на свободе, затем пленение, затем побег, скитания, в которых не все выжили, и спросите, как зовут главного героя, который вывел своих из плена…