Вытащили. Рожи надзоров покраснели от непривычной работы.
Ганс снова запрыгивает в воронок. Что ещё один больной?
Они нас с Сангородом перепутали что ли? Зачем сюда больных возить стали? Кретины.
Сколько всего происходит за последние сутки, не поддающегося объяснению. Или мне кажется от канабиса разный бред, и во всякой мухе я склонен видеть летящего розового слона?
Ганс появляется в проёме с какой-то блестящей никелем хренью, типа детской коляски. Что это ещё за гиперболоид?
Инвалидная коляска! Блин. Инвалида привезли! И таких уже сажают гады! Куда катится этот мир, друзья мои? Ну, какая же от инвалида опасность общественности? Он вон без помощи и с воронка не слезет, и в «дальняк» наверное, ходит непосредственно под себя…
Ой блядь, когда же я выйду отсюда? Какой это будет великий день, я прочувствую его по минутам, просмакую каждый вдох свободного воздуха. Самый главный день в моей жизни. Я часто мечтаю о нем.
А иногда, вопреки всякой логике мне кажется, этой мечте не суждено осуществиться.
В нарядной меня уже караулит Дончик.
— Ты где лазишь?
— Оформлял явку с повинной. Сдал твои чопики Худому. Суши сухари, Данило-мастер!
— А я бы и не удивился!
— А ты и не удивляйся. Вон — под столом Балтабая лежат, бери и дёргай отсюда, оружейных дел мастер. И спокойной тебе ночи. Пусть тебе присниться кошмар на улице Вязов.
— Нормально зашёл? Чисто?
— Сам же знаешь — зря денег не берём. Слушай, Дончик, сейчас я такую мульку за забором видел, охринеть можно.
Спецэтапом к нам какого-то калеку пригнали, ты прикинь! С инвалидной каляской… Ну ваще…
— Какие новости, Юльчик, чем порадуешь?
— Видела твоего следака сегодня. С мамой Верона вместе ходили. Два часа мурыжил в коридоре, скотина. Типа занятой весь такой.
— Вот я и дожился до персонального следака. Говорила с ним?
— Говорила…
— Ну и что? Юленька, не томи. ЧТО ОН СКАЗАЛ???
— Ты знаешь, он такой подлый!
— Спасибо. Ты открыла мне глаза. Конечно же подлый. но другого у нас пока нет, правда? Следователей ведь не выбирают, как родителей, наверное. Ну?
— Он говорит — пять штук баксов, и она на свободе через полчаса. Вот.
— Пять штук?! Он совсем ёбнулся! Скотина! Пидораз! С чего он взял, что они у нас есть эти пять штук? А хотя… понятно — откуда. Ну, а что ещё? Дело-то он закроет? А, думаешь, не кинет?
— Не знаю, не сказал ничего насчёт дела. Говорит пять штук зеленью и ещё хочет, гад, чтоб я с ним в ресторан сходила. Зыркает на меня так нагло.
— Вот гандон!! Сука!
От собственного бессилья мне хочется выть и крутиться волчком на месте. Ненавижу их. Ненавижу. Слизь ебаная. Вот бы пристрелить этого следака! Выстрелить в лицо, как тому рыжему в шашлычной, только из боевого оружия. Секунду бы не колебался. Испытал бы оргазм.
— Хорошо, Юль. Завтра будут пять штук. Тебе позвонят и передадут.
Я постараюсь. я очень — очень постараюсь.
Тётя у меня хорошая. Стюардесса. Не, правильнее сказать — бортпроводник. Девятнадцать лет уже летает над просторами на глазах уменьшающейся в размерах родины.
С детства меня по самолётам таскала собой. Чтобы в детсадик не угодил. Берегла и максимального оттягивала всю паскудность знакомства маленького человечка с созданными человечеством уродливыми социально-общественными институтами. я ведь вам уже говорил, что тюрьма, детсад, пионерлагерь, армия и школа, это у нас суть разные ипостаси одного и того же беса.
Она взращивала меня на русских сказках, написанных людьми с неславянскими фамилиями, типа Агнии Барто, Самуила Яковлевича Маршака и Мойдодыра. И в кого я таким падонком вырос? Точно не в Корнея Чуковского.
— Тётьмарина, как здоровье у вас? Что? Да, нет нормально все! Милиция? Да что вы говорите? Нет. Нет. Да как вам сказать? Начальство химичило — списали всё на меня. Ну, это уж как водится. Да нет. Нет.
Рано беспокоится. Все утрясётся. В Москве сейчас. Угу. Да. Пока не успокоится всё. Все будет хорошо. Да. Да. Ну, вы-то меня знаете! Вот именно. Так и будет. Тётьмарин, мне помощь ваша нужна. Адвоката?
Нет. Пока нет. Не надо пока адвоката. И к зубному пока рано. Вы мне скажите одну такую вещь- кто завтра у нас обслуживает рейс шесть шесть восемь? Узнайте, а? Посылочку маленькую в Ташкент.
Конвертик. Ага. Ага. Сам и завезу прямо в Дармаедово. Да.
Через полчаса перезвонить? Хорошо. Спасибо заранее. Спасибо. И Светке вашей — привет. Конечно, а как же? Она у вас всегда была такая — самостоятельная. Умница.