Зэки быстро вырабатывают очень тонкое чутье на человеческие эмоции — это форма защиты. Сейчас зэки аккуратно посматривают в сторону солдат и уже знают, о чем думают солдаты.
Солдаты, не уверены, смогут ли они открыть огонь, если толпа броситься врассыпную.
Я смотрю на других пассажиров нашего рейса. Если у кого-то и роятся в голове похожие на мои мысли, то никто не подаёт вида.
Думаю если толпа броситься в рассыпную, то пройдёт минуты полторы пока солдаты все-таки начнут исполнять данную новой родине присягу. Да и как они себе представляют стрельбу боевыми патронами в людном городском районе?
Часть толпы быстро рассеется, смешается с машинами, перелетит через заборы, раствориться в прилегающих улочках.
«Болгарские огороды» — это место называется — «болгарские огороды» — в такие минуты в голову лезет самая неожиданная всячина.
Внутри меня туго сжимается пружина — бежать!!! Бежать! Бежать!
Петляя как заяц, бежать с сердцем, бьющим в стенки желудка, бежать пока хватит дыхания.
Вот он момент — ну! Сейчас-же! Беги! Беги! Беги! Давай же!
Душа уже непросто кричит пульсом в ушах, она истерически вопиет — ну! Тело же в ответ каменеет, наливается свинцом и в том месте, где был желудок, возникает вакуум.
Иногда в толпе или незнакомом месте вдруг увидишь неземной красоты девушку. В ту же секунду понимаешь — если не подойду к ней сейчас — всё. Она навсегда исчезнет из моей жизни ещё одним упущенным шансом.
В этакий момент вся суть моя разрывается на части, борясь сама с собой. Вот, вот сейчас, вот сейчас подойду, уже поворачиваюсь чтобы сделать шаг и готовлю в голове первую фразу — в этот момент за ней захлопываются двери метро. Уф… ну, и, слава Богу. Не судьба…
Ни один из нас не двинулся с места за те 20–30 минут пока оставшийся со второго воронка солдат менял колесо. Почему?
С раннего детства общество прививает нам покорность перед властью. Семья. Школа. Пионерская организация. Не смотря, до какого бы абсурда власть бы не доходила, мы автоматически прогибаемся.
И я боюсь, что мы не побежали бы в тот день, если и даже знали, что автоматы у солдат не были заряжены…
Я всегда злюсь на себя когда вспоминаю тот момент — почему не побежал? Почему? Мог ведь?
Безвозвратно упущенная возможность. Как та девушка в метро…
Не упускайте таких моментов, друзья. Если уж вы горячий и импульсивный человек, с размытой шкалой ценностей, как ваш покорный слуга, бегите из-под конвоя, как только представится возможность…
* * *
Знаете, как по-узбекски сказать «хорошее настроение»? «Яхши кайфият!»
Вторую неделю уже регулярно отрабатываю на жилую мутановские cпецгруза. Наловчился. Выработал систему. Заматерел. Кайфият постоянно — яхши.
В баню хожу теперь исключительно в котельную. Вот уж где настоящий парок-то, в самом эпицентре! Переодеваюсь у Мутанова потом, на втором этаже. Это предлог. Конспирация.
С удовольствием там же перекусываю. Это зарплата. Пыхаем. Это десерт. Частно Мутанов испытывает на мне новую порцию дряни полученную через спецбрата. Мне роль подопытного кролика-дегустатора очень по-душе. Потом отваливаю к себе, в штаб промзоны, уже навьюченный очередной шпонкой.
Операция «ловкие ножницы» в ТБ, пару папирос с каждого шпонаря в личный фонд. Это бонус. Фонд защиты нарядчиков. Вымирающий вид!
Кабинет Суюныча теперь буквально нашпигован моими пятачками из фольги. Если бы они могли светиться — было бы похоже на рождественскую гирлянду. Я курю, обмениваю дурь на товары и услуги, делаю подарки нужным людям, а запас все не истощается.
Шпонарь ложится под карточки, под самый низ — и на съём. Или грудь в крестах — или голова — в кустах! Гусарская рулетка — опасная игра.
Говорят, что прыгать с парашютом страшно не в первый раз, а все последующие, с каждым новым разом — все страшнее. Постигаешь степень риска. Если так — это святая правда. Страх накапливается и не уходит даже во сне. У комфорта в зоне всегда есть обратная сторона. Не верите, спросите Ходорковского, он тоже сейчас гасится где-то в библиотеке, клубе или каптёрке.
Я видел однажды, как одного незадачливого галошного мафиозофраерилу после пиздюлей отливали в оперчасти водой из ведра. Боевое крещение. Очнись, во имя отца и сына… Это напоминало сцену из кино про белых. Все было бы смешно, если бы не вероятность попасть туда самому.
Так что теперь этот «допрос с пристрастием» (придумали же оборот) снится мне почти каждую ночь.
Меня палят, жестоко пиздят, отливают водой и снова — «Откуда взял? Ах, нашел? Ну, на тебе, сука, «нашёл!» Отнимут все здоровье изуверы. Как пить дать отнимут. Эх, житуха! Не сегодня-завтра…
Постоянный страх запала заставляет меня укуриваться через каждые несколько часов. Это поддерживает притуплено-похуистический анабиоз. Гнусное судебно-медицинское словечко «эйфория» в отношении плана мне не нравится. Это анабиоз анаши! Думаю посвятить этой теме целую монографию, главное не торопите меня, хорошо?
Думать тогда стараюсь только о хорошем. Или не думать совсем.
Это нетрудно если курить столько, сколько я сейчас.
Удивительно, но обкурка помогает не ошибаться с количеством карточек! Сосредотачиваюсь, будто ничего важнее в мире нет.
А может уже просто руку набил?
За то на перекличке весёлые буквы так и прыгают перед глазами, и я в очередной раз путаю всех этих моих турзы-мурзы.
Зэки битым взглядом уже подметили, что меня прёт как судака на каждом разводе-съёме и даже прониклись симпатией. Несколько раз слышал за спиной — «вон-вон, пошёл, наш Нарядчик-Кумар!».
Да и потом уже пошла гулять слава о том, что я никому не отказал в визе на промку, ну не могу я сказать «нет», а иной раз соглашаюсь поставить чью-то карточку, чтоб быстрее отъебались и не мешали медитировать на белую стену кабинета.
Анаша располагает к одиночеству и созерцанию. В маленьком кабинетике по технике безопасности бушует огромный мир. Я обкуриваюсь и путешествую, где заблагорассудится. Тур-агентство художника Мутанова: «Не знаете что подарить человеку у которого все есть? Подарите ему тур нашего агентства!»
Покидаю транс только чтобы пожрать и провести съём.
Сигарет с фильтром скопилось уже достаточно на две машки, но готовить по накурке это такой напряг, вроде как одновременно рисовать и сочинять музыку.
За маленькую пяточку дури шустрый поварёнок Миша Астахов приносит мне перед съёмом пол-литровую баночки жарганки, которой балуют себя искушённые в гастрономии повара. Папский фаст-фуд.
Это мой ужин. А обедаю, как я уже вам говорил, у наркохудожника Эскабара Мутанова. Поверите — налаженный быт, это основа благополучного отбывания срока. Инстинкт выживания — самый мощный. Гораздо мощнее чем, даже, инстинкт дрочевания. Очень хочется встретить человека, у которого система внутренних моральных ценностей пересилила бы этот гнусный инстинкт. Обрею голову и отправлюсь с покаянием в монастырь в тот же день.
Жизнь теперь сытая, но более рисковая, чем в библиотеке. Хотя, во всяком случае, не надо пресмыкаться перед господином Дильшодом.
Да и потом мой импульсивный характер — нет в жизни экстрима?
Дык я его создам!
Ещё от усиленного питания очень сильно хочется Женщину.
Это у вас на воле — бабы. А посидите-ка с пару лет — станут Женщины. А ещё пару сверху — уже Леди. Королевы. Феи. Волшебницы!
Цветы райские.
А вы знаете, что на них приятно даже просто смотреть! Просто говорить с ними уже счастье! Это же лучшее чем Бог украсил землю!
Видите их каждый день, вот и пресытились вы, неразумные! Заплыли жиром ваши глазки. Не цените счастья.
А вот представьте — ка: проснулись с утра — нет женщин. Ни одной.
Вот кошмар-то! А мне так просыпаться ещё лет эдак около семи…