— Думаешь, он «наш»? Красный?
— ЭЭЭЙ, заебали вы оба!! КТО ТАКОЙ БУРЯТ?? Золотой пизды колпак? Отец русской демократии? Кто?
Булка и Бибик смотрят на меня как на свалившегося с Луны. Потом продолжают тереть между собой, оставив без внимания мои вопросы. Так обычно взрослые игнорируют непрерывные «почему» детей.
— Бурят не наш, сто пудово. Его чуть не короновали в Соликамске.
Это в «белых-то лебедях». Он с российской братвой якшается. Похуй ему бабайские авторитеты и грузинские маслюки. Жёсткий мужик, серьёзный.
— А на хуя он нам здесь? Блатата что ли наша жидко обосралась? Думаю, они в первую руку не буду его приезду особенно рады.
— А Дядя в курсах? Он-то должен быть в курсах?
— А я вчера заточки на жилую отработал! Штук тридцать, если не больше. На целую зондеркоманду. И скажите вы мне, в конце-то концов, кто этот ветеран в коляске?
— Этот «ветеран» сидит с шестнадцати лет. Безвылазно. Раскрутку за раскруткой хуярят ему. Крадун. Без пяти минут Вор. Настоящий авторитет.
Он, знаешь, когда в Карши заехал, шмотки прямо из баулов стал раздавать направо-налево, бабло. Все думали он совсем ёбнутый. А он вор. Почти вор.
— А знаешь, по ходу, за что ему хребет сломали? Хуйнул стулом в замминистра МВД в Ташкенте. Прямо в кабинете у того. Он дерзкий, Бурят.
— Дерзкий блять. Ага. Срёт теперь под себя твой дерзкий. Нечего тут с него Робин Гуда лепить. Все крупные блатные — стукачи. Таков мой приговор.
— В золотой горшок он срёт, по ходу. При большом общаке ходит. И это ещё вопрос — стучит или не стучит Бурят. Он мужик упёртый.
— Короче Бурят сюда оттолкнулся на разборку. Сто пудов. Жди у блатных революцию. А заточки — это они ему вместо цветов приготовили. Для тёплой встречи. Или проводов. Будет великая грызня, об чё спорим?
— Я считаю, Дядю надо курсовать!
— Думаю уже успели курсануть без нас. Наше дело маленькое — промка.
— Ага, промка, бляха. А ночевать теперь тоже на промке? Ночевать то туда — в логово самое пойдём. Спаси и сохрани Господи меня грешного. Что теперь будет?
— К Дяде надо нырять по любому. Пусть инструкции даёт. Нездоровая это все хуйня. Он и дежурит сегодня как раз. Загуляем по отбою.
Все узнаем из первых рук.
* * *
… Сегодня я буду говорить с тобой. Господи, боже мой, Вероника, я так безумно скучаю. Прошла целая вечность. Я за это время прожил огромную суетную и бессмысленную жизнь. Бессмысленную и бестолковую. В моей жизни без тебя нет, и не может быть никакого смысла. Никакого света. Никакой радости. Никакой надежды. Вероника, я люблю тебя, девочка!
Апатия и усталость это всё что у меня сейчас есть. Даже боятся ментов, я уже устал. Жизнь в бегах — жалкая копия нормальной жизни.
А наш сегодняшний разговор вернёт мне все, что я одним махом сломал и теперь вот никак не могу собрать.
Ровно в двенадцать я наберу Юлькин номер, и ты возьмёшь трубку.
И я снова услышу твой серебристый голос. Голос, который напоит меня жизнью и выведет из этой жутких сумерек…
— Алло! Алло! Юля? Где она, Юля, она у тебя? Что там происходит у вас?! Ты слышишь меня? Алло? Дай перезвоню, а?
— Не ори ты так. Сейчас. Сейчас позову.
— Алло?
Голос у неё теперь какой-то холодный. Мёртвый и безрадостный голос.
— Любимая как ты? Я люблю тебя, я так люблю тебя, слышишь? Я тебя люблю, Вероника Валентиновна.
— Я была в тюрьме… в тюрьме…
— Ну, прости меня, разве же я …
— Я сидела в ТЮРЬМЕ понимаешь?
— Ну, прости… пожалуйста. Если можешь… Я… виноват…
— Зачем ты это сделал?
— Зачем? Как это зачем? Я хотел… Ну ты же знаешь! Я хотел, чтоб мы вместе, чтоб мы в Москве… Ты же знаешь всё, Вероника!!!
— Разве может получиться из дурного что-то хорошее? Трудно было посоветоваться со мной? Раз ради меня, говоришь, делал?
— Это все так быстро произошло, Веронича, прости. Прости. Я хотел — как лучше… Хотел сюрприз тебе сделать…
— Сюрприз тебе точно удался, не сомневайся…
— Вероника приезжай ко мне, пожалуйста! Приезжай, девочка! Мы снимем квартиру, и все будет так классно! Вместе станем жить. В самой Москве. Ты и я. Приезжай радость моя!
— Я не могу приехать.
— Да почему же? Ты не любишь меня? Сомневаешься? Думаешь не смогу о тебе позаботиться?
— Не в этом дело.
— А в чем тогда дело? В ЧЕМ ДЕЛО ТОГДА!!! Уффф. Я тут тоже на нервах немного, извини. Болел я. Только-только вот в себя прихожу.
Прости. Не сдержался…
— Ничего.
Голос у Вероники совсем тусклый.
— Ну, так ты приедешь? Да или нет?
— Нет.
— Хорошо. Ладно. Не приезжай. Как хочешь. Твоё дело. Проживу и так.
— Знаешь, Нафик Мустафоич сказал, если ты все вернёшь и сдашься сам, тебе ничего не будет. Может и правда вернуть деньги?
— Вероника, неужели ты, взрослый человек, с почти законченным высшим образованием, неужели ты веришь в этот бред? И потом — возвращать уже практически ничего. Много непредвиденных расходов в последнее время.
— Насчёт высшего образования — давай я институт закончу сперва, и сразу к тебе перееду. Как раз и утихнет все.
— Да я здесь два диплома тебе куплю! А хочешь и все три! Кому он здесь нужен — диплом ташкентского иняза!! Ты мне сейчас необходима! Сейчас, понимаешь? Мне плохо одному. Мне страшно. Я хочу быть с тобой. Приезжай, а? Ты мне так нужна!
— Мои родители запретили мне с тобой общаться.
— Ну, знаешь… Ну, запретили… И что? Я бы тоже запретил на их месте. Ты — то у меня лучше, чем они! Ты-то любишь меня! Ведь любишь? Скажи — любишь?
— Люблю. Очень люблю. Правда. Только они подписку с меня взяли.
О невыезде. Меня опять посадят, если из Ташкента уеду. Нельзя мне ехать.
— Ну, тогда я приеду к тебе сам! Завтра же и прилечу! Я хочу тебя!
— С ума не сходи. Заляг там на дно и жди. Я приеду, я честно приеду…
Вероника вдруг расплакалась. Мне так жаль её, себя. И так тошно вдруг от этого становится, что я сам вот-вот расплачусь.
— Ну, успокойся, малышенька, ну, успокойся, пожалуйста, ты разбиваешь мне сердце, ну, ну, не плачь, а?
— Слушай, ты хоть волосы там покрась, слышишь? Они ищут тебя!
Они сильно тебя ищут.
— Волосы покрасить? Мне? Ой, блин… Вот же вляпались мы с тобой…
До меня только начинает доходить глубина пропасти в которую я лечу.
— Дурак ты у меня. Хоть и добрый, но глупенький такой.
— Дурак и есть, Вероника.
— Я тебе денег отправлю, хорошо?
— Нет. И не думай даже. По-моему за мной следят. Потом. В другой раз. Тебе нужнее сейчас. Вдруг работу не сразу найдёшь.
— В какой ещё другой раз?
— Не знаю… в другой… Тебе сейчас нужней. Ты береги себя, слышишь? Будь осторожен.
— Как я тебя найду?
— Звони сюда раз в две недели. В это же время, по средам. Я буду здесь, если все хорошо. Только звони с автомата. И будь осторожен.
* * *
Привёзший в Пап Бурята спецэтап оказался сюрпризом не только для нашего клуба стукачей.
Ещё больше удивился заместитель начальника колонии по режимнооперативной работе майор Имомов Туйчи Юсупович. Как же это такое могло произойти без его высочайшего ведома? Кто это разыгрался у него за спиной.
Звонки в районный, областной и даже столичный ГУИН ни к чему не привели. Таинственное распоряжение этапировать криминального авторитета по кличке «Бурят» в КИН 64/32 оставалось неприятной загадкой.
Туйчи вызвал положенца зоны, известного в Папе как Сеты-ага в свой августейший кабинет. Совместная планёрка мента и положенца длилась два долгих часа.
Решение пронеслось по всей зоне, внимательно следящей за главным политическим событием недели, — «Бурята в зону не выпускать». Вот так. Судя по всему, папская братва не особенно обрадовалась визиту дерзкого авторитета. Незваный гость хуже татарина, хоть и бурят.