— Лена, — сказал он черному рюкзаку с множеством карманчиков и «молний». Лена обернулась. — А ты не боишься, что я тебя выдам Жоре Маятнику? Он, наверное, неплохие деньги за тебя даст.
Это не было третьим вариантом. Это на военном совете в голове Мезенцева даже не рассматривалось. Но ему важно было понять ее логику.
— Вы меня не выдадите, — уверенно сказала Лена. — Сто процентов.
— Почему это я тебя не выдам?
— Потому что это для вас нехарактерно.
— Ты успела так хорошо узнать мой характер?
— Папины мемуары, — напомнила Лена. — Там все про вас написано.
— Да брось ты! Думаешь, Гене... То есть твой отец человека насквозь видел?
— Он разбирался в людях.
— Может быть, но люди-то меняются! А он это писал десять лет назад. Все сто раз поменялось.
— Не уверена.
— И разве про Кису у твоего отца было написано, что, если ты его пальчиком поманишь — он пойдет куда угодно?
— Примерно так там и было написано.
— Я не верю...
Лена обернулась, задрала голову, уставилась в глаза Мезенцеву и отчетливо продекламировала:
— "Главная черта Кисы — это способность быстро и крепко чем-то увлечься, так что важно поскорее использовать эту увлеченность, пока она не прошла". Так было написано у отца. Я могла бы тебе показать сам текст, если не веришь, но компьютер остался в Москве.
— Ты все отцовские мемуары выучила наизусть?
— Нет, но, когда я поняла, что все характеристики, которые он давал людям, оправдываются, я перечитала их несколько раз и многое запомнила. И про вас, Евгений Петрович, мне тоже все ясно. Ясно, что вы меня не сдадите Маятнику. Маятник... Кличка дурацкая, и сам он тоже придурок.
— Черт с ним, с Маятником, но как ты можешь верить во все эти записи отца, если я с тобой тогда не поехал? Если верить характеристике, я должен был все бросить и побежать за тобой во имя чего-то там, какой-то верности, преданности... Я ведь не побежал.
— Просто я не настаивала. Если бы я чуть понастырнее попросила бы...
— Ну уж нет, тут ты не права...
«Ты даже представить себе не можешь, насколько ты не права».
3
Из десятка американских фильмов Мезенцев усвоил золотое правило человека, который хочет потеряться, — не пользуйся кредитными карточками. Твои преследователи непременно засекут место и время электронного запроса на банковский счет, а остальное уже дело техники.
Но это там, в Америке. Люди Жоры Маятника явно использовали какие-то допотопные методы преследования — может, собак пустили по следу, может, сидели в подъезде московской квартиры Генерала и наивно ждали, пока Лена соскучится по дому и вернется в теплую постельку. За банковским счетом они явно не следили. Лена в несколько приемов сняла через банкомат сто пятьдесят тысяч рублей, и эти ее действия не возымели никаких негативных последствий. Мезенцев помог ей снять квартиру, велел без особой необходимости на улице не показываться и уехал домой, взвешивать свои варианты.
Пускать эту историю на самотек было нельзя, потому что рано или поздно люди Маятника заявятся в Ростов и начнут искать Лену и всех, кто ей помогал. У Кисы в паспорте стояла ростовская прописка, и это уже было не спрятать. И как бы ни тупы были преследователи, но они также должны были сообразить, что дочери Генерала имело смысл искать помощи среди старых приятелей отца.
Так они выйдут на Мезенцева и мимоходом порежут его на куски за одно лишь подозрение в содействии генеральской дочери. Мезенцеву такое развитие сюжета не улыбалось. Лене тоже. Она могла пару дней отсидеться, перевести дух, а потом что?
Дальше бежать? И так бегать всю жизнь, пока Жора Маятник от старости не загнется?
Когда прошла та самая пара дней, Мезенцев приехал к Лене и спросил напрямую, чего она хочет.
— Я спать хочу, — сквозь отчаянный зевок сообщила она. Естественное желание для восьми утра, тем более что до четырех часов она смотрела фильмы — стопка дивидишных футляров красноречиво высилась на полу рядом с пустыми коробками из-под пиццы. Для человека, за которым ведет охоту компания Жоры Маятника, Лена выглядела замечательно спокойно, но Мезенцев отнес это не на счет мудрости, а на счет девичьей глупости. Она все еще не понимала, куда влезла.
— Еще пара недель — и тебя разбужу не я, а Жора Маятник.
Лена что-то промычала недовольным голосом, но все же переложила подушку, чтобы можно было сесть, протерла глаза и уставилась на Мезенцева в ожидании неприятного разговора.
Мезенцев между тем тоже нашел, куда уставиться. Лена спала в черной майке-безрукавке, и пока она перекладывала подушку, из-под бретельки выскочила половина груди, а розовый сосок нагло нацелился прямо на Мезенцева.
Через несколько мгновений Лена поправила майку, а Мезенцев еще некоторое время находился под впечатлением дерзко торчащей груди. У банковской дамы, последнего эротического воспоминания Мезенцева, груди не торчали, они были подобны мощным, приготовленным к действию и жестко зафиксированным орудиям, целью которых было подавить противника. Морально и физически.
— Ну?
Мезенцев очнулся от волнительных сравнений, посмотрел на Лену, снова увидел торчащую грудь, едва прижатую тканью майки, и удивился степени своего волнения.
— Значит, так, — он встал, подошел к DVD-дискам, стал перебирать коробки, наткнулся на обложку с лысым Брюсом Уиллисом и сразу успокоился. — Ты что собираешься дальше делать?
— Не знаю. Пока все замечательно. Давно мечтала так провести время — набрать фильмов, лежать целыми днями в кровати, заказывать пиццу по телефону, не краситься, не одеваться... Но это скоро пройдет.
— Да уж...
Мезенцев хотел было сказать, как должно быть замечательно валяться в постели перед телевизором, в то время как пять человек, которых она вытащила из собственных постелей ради личной мести, уже никогда не будут смотреть телевизор. Но потом Мезенцев подумал, что ему читать мораль Лене — это все равно что мяснику с центрального рынка учить детей преимуществам вегетарианского питания. Эти пятеро были уже не мальчики, и, если они согласились, значит, понимали, чем это может кончиться. Вот оно и кончилось.
— Я не знаю, что мне теперь делать, — она сказала это с замечательной легкостью девятнадцатилетней девушки, и Мезенцев уже знал, что она скажет следом. — Я думала, ты что-нибудь придумаешь.
— Я?
— Да. Или мне нужно было обратиться к Синегубову, к Теме Боксеру?
«Это было бы просто отлично. Для меня. А для тебя, девочка... Сомневаюсь».
— Мне казалось, — сказал Мезенцев. — Что в бизнес-колледжах учат продумывать свои действия на несколько шагов вперед. Составлять перспективные планы.
— Да, конечно. Мой перспективный план был добраться до Ростова и найти там старого друга отца, который непременно что-нибудь придумает. Отличный план. Я его практически выполнила. Теперь твоя очередь.
— То есть?
— Придумай что-нибудь.
Мезенцев вполголоса выругался.
— Это что, первые признаки активизации мыслительных процессов? — рассмеялась Лена, развалившись на подушке. Руки она заложила за голову, и...
Мезенцев вздохнул и пошел на кухню. В холодильнике нашелся пакет сока и начатая бутылка вермута. Мезенцев смешал одно с другим по системе «кашу маслом не испортишь» и начал думать. Думал он два больших стакана и понял, что никуда ему не деться от второго варианта. Наивного и трудновыполнимого, но единственно возможного варианта выбраться из клетки, куда Лена забралась сама и упорно тащила Мезенцева за собой.
«Старый друг отца. Преданный, готовый к самопожертвованию человек, для которого собственная выгода никогда не была главным делом».