Он пустился бежать, а Бондарев даже и не думал его преследовать, потому что у него в ногах лежал Белов с кровавыми пузырями на губах, и сейчас это было важнее всего на свете.
— Я оторву ему руки, — повторил Бондарев, прислушиваясь к очередному объявлению дикторши аэропорта.
— Отрывай ему все, что хочешь, но сначала...
Бондарев молча кивнул. Он знал, что нужно делать сначала.
2
Охранник внезапно материализовался из полутени и поднес Директору на вытянутой руке мобильник — словно изысканное лакомство. Или словно ядовитую змею. Директор недоверчиво посмотрел на высветившийся номер, отвернулся от Бондарева и стал общаться с абонентом, который был еще менее материален, чем охранник. Бондарев использовал эту паузу в разговоре, чтобы поглазеть через стекло на пассажиров — те сосредоточенно катили чемоданы по полу, болтали по телефонам, толпились возле окошка справочной службы, устало дремали в креслах. Наверное, для этих людей сегодняшняя нелетная погода была большой проблемой. Бондарев был бы счастлив иметь дело только с нелетной погодой, потому что та была неодушевленным предметом, а значит, не обладала теми качествами, которые нужны для создания поистине серьезных проблем. На это годился только человек. Один такой человек поджидал Бондарева в Волчанске.
— Итак, если я все правильно понял... — Это был Директор, в скорострельном режиме решивший все вопросы по мобильному и поспешно отделавшийся от телефона. — Если я все правильно понял, то Химик не оставил эту девочку в покое и отправил туда еще одного человека?
Бондарев автоматически кивнул, хотя что-либо правильно понять в этой истории было задачкой для нобелевского лауреата.
— Значит, Черный Малик назвал тебе неправильную фамилию, — излагал Директор по пунктам. — В январе девяносто второго года он ездил смертельно пугать не Марину Великанову, а Настю Мироненко. В остальном все сходится. У тебя есть какие-нибудь предположения: зачем Химику посылать головореза пугать десятилетнего ребенка?
Бондарев отрицательно помотал головой.
— Какая вообще может быть связь между Химиком и Настей Мироненко?
— Хм, — сказал Бондарев. — Если учесть, что я про Химика почти ничего не знаю, а вы не стремитесь расширить мои познания...
— Что с того?
— Связь может быть какая угодно.
— Например?
— Например, это его дочь.
— Что?! — Директор даже вздрогнул от такой версии. — Поясни, пожалуйста, свою свежую мысль...
— Я не так хорошо знаю Химика, как мне надо бы его знать... Но мне все равно кажется, что у Химика было слишком много всяких серьезных дел и что просто так отправлять людей в Волчанск ради какой-то там девчонки он бы не стал. Тут должна быть серьезная и скорее всего личная причина. Отцовство — это как раз такая причина. Мы же не знаем, кто отец Насти Мироненко. Для майора Афанасьева Настя — приемная дочь, про ее настоящего отца он ничего не знает, потому что не интересовался. Мать Насти, Светлана, уже ничего не расскажет, потому что она погибла. Но есть по крайней мере одна известная мне деталь: мать Насти была старше своей дочери на тринадцать лет.
— И что?
— Вы согласны, что это не совсем обычный возраст для материнства?
— Но Химик-то здесь при чем?
— В восемьдесят третьем году, когда родилась Настя, Химик уже вовсю занимался проектом «Апостол», карьера его шла на полных парах... И, наверное, он совсем не хотел, чтобы кому-то стаю известно о его связи с несовершеннолетней Светланой Мироненко. О Светлане Мироненко, которая стала матерью его ребенка. Поэтому он отправил Светлану с глаз долой...
— Бред, — решительно сказал Директор. — В девяносто втором Светлана и ее дочь уже не представляли угрозы для его карьеры, потому что КГБ уже не было. Зачем он тогда послал Малика? Причем не убивать Светлану, а пугать ее дочь. Почему Светлану убили только два года назад, если она была опасна для Химика еще в 83-м? Ты можешь мне хоть что-нибудь объяснить?
— Объяснить не могу, информации не хватает. Я только предполагаю, что есть какая-то связь между Настей Мироненко и Химиком.
— Это и ежу понятно... Хотелось бы поподробнее. Какая связь? Почему Химик проявляет к девочке интерес с перерывами в несколько лет? И где вообще сейчас Настя Мироненко?
— Это хорошие вопросы, но...
— Она хотя бы жива?
— Жива.
— А что это ты мне так уверенно отвечаешь? Во всем остальном ты не уверен, а тут?..
— Потому что если бы она умерла, то Химик не стал бы оставлять в Волчанске своего человека.
— Ты про того психа, который порезал Белова?
— Именно. Он сидит там и ждет Настю Мироненко.
— Чтобы убить?
— Не знаю.
— Бред какой-то, — сказал Директор еще раз. — Надо взять этого психа, хорошенько обработать и вытащить из него всю информацию. Ты вернешься в Волчанск сегодня, чтобы не терять контроль над ситуацией, а завтра я отправлю к тебе Лапшина и еще пару людей.
— Дюка?
— Нет, с Дюком пока... — и Директор сделал жест, означавший нежелание обсуждать Дюка. — Морозову к тебе отправлю. Закончат они сейчас с Лапшиным одно дельце — и к тебе. Морозова тебя устраивает?
— Морозова меня очень устраивает, — кивнул Бондарев и подумал, что если Директору не жалко бросить в Волчанск еще и Морозову, то это дело для Директора становится все важнее и важнее.
— У меня есть один глупый вопрос, — сказал Бондарев, чтобы перевести разговор в нейтральное русло.
— То есть ты думаешь, что другие вопросы были умными?
— Спрашивали в основном вы, а я отвечал. Так вот... У Крестинского есть брат? Старший?
Директор на миг задумался и потом сказал:
— Нет.
Сказано это было не слишком уверенно, но Бондарев поторопился облегченно вздохнуть:
— Вот и мне так казалось... Значит, это у Белова все-таки бред...
— А Белов здесь при чем?
Бондарев подробнее изложил свой разговор с Беловым в больнице и подытожил:
— Все-таки бред. Естественно, а то ведь...
— А то получается, что в Волчанске на Химика работает брат Крестинского? Что Крестинский и Химик настолько тесно спелись? Что Химик с помощью своих штучек постепенно начинает управлять Крестинским и всеми его делами? Крестинский-то сам не подарок, а если ему в голову залезет еще и этот... Нет, не надо мне таких новостей, спасибо.
— А кому нужны такие новости? Просто других-то нету. Смотрите сами. Малик выполнил в девяносто втором году работу для Химика, а несколько лет спустя рассказал об этом Крестинскому. Я уж не знаю, сумел ли Крестинский в этом во всем разобраться, но если разобрался, то Настя Мироненко — это такая непонятная точка пересечения интересов Крестинского и Химика. Что, если именно в этой точке они вышли друг на друга и договорились? Ведь Крестинский узнал историю Черного Малика на несколько лет раньше нас...
— Интересно, какое имя Малик назвал Крестинскому... — проворчал Директор. — Тебе-то он соврал. Или не соврал...
— Как это не соврал? — удивился Бондарев. — Я же говорю — он мне про Великанову говорил. А оказалось, что...
— Видишь ли. — Директор снова попытался покачаться в кресле, снова наткнулся на негнущуюся спинку и нахмурился. — Я тут поговорил со специалистами... Химик увлекался многими вещами. В том числе он увлекался гипнозом.
— Ну и?..
— Он мог заставить Малика забыть настоящее имя жертвы и внушить ему ложное имя. Чтобы Малик потом никому не проболтался.
— Проще было его зарезать еще в девяносто втором году... — мрачно сказал Бондарев.
— Значит, он был нужен Химику на будущее. Но безопаснее было стереть из памяти имя Насти Мироненко.
— Не катит, — помотал головой Бондарев, поразмыслив. — Откуда Химику знать фамилию Настиной одноклассницы? Он же заменил Настю Мироненко не просто на какую-то Катю Сидорову, он заменил ее на реального человека, Настину одноклассницу Марину Великанову. Нет, не катит ваша история с гипнозом. Хотя сам я ничего лучше придумать не могу.