Уснул я далеко за полночь и проснулся рано: армейская привычка давно и прочно прижилась во мне и приучила меня быстро приспосабливаться к строгому армейскому распорядку дня. Окатился холодной водой, побрился, навел лоск на своем капитанском обмундировании и пошел к Альбине. К моему удивлению, её в номере не оказалось. Дежурный по проходной, где стояли её "Жигули", сообщил мне, что Альбина уехала в пять часов утра.
Позавтракав, я в десятом часу отправился на маршрутном автобусе в Кишинев. Чем ближе подъезжал к городу, тем сильнее не хотелось встречаться с овдовевшей невестой Андрея, и я чуть ли не молил судьбу, чтобы её в школе не было. Мое желание, видно, дошло до Бога - Альбина отсутствовала.
Директриса, пожилая, суровая на вид женщина, типичная молдованка: смуглолицая, кареглазая, встретила меня настороженно. Но когда я спросил Альбину Ионовну, объяснив, что мы приятели, Сусанна Николаевна, так звали директрису, потеплела и стала охотно отвечать на мои вопросы. Да, школа получала гуманитарную помощь, за что преподавательский состав и родители учеников благодарны немцам, всячески приветствуют экономическое и политическое сотрудничество, рады, что немцы одобряют стремление молдавского народа к самостоятельности.
- Скажите, а надолго хватит этой помощи вашим питомцам? - не удержался я от каверзного вопроса - очень уж не понравились мне дифирамбы в адрес недавних оккупантов.
- Разве дело в том, на сколько дней нам хватит кормить детей завтраками и обедами? - снова посуровела Сусанна Николаевна. - Хотя, разумеется, это тоже немаловажно. Но важнее другое: нас, молдаван, считающихся в некоторых государствах отсталой нацией, без роду и племени, цыганами и бродягами, признали как равноправных, как культурных и свободолюбивых людей.
"Так именно фашисты считали вас отсталой нацией", - хотелось возразить директрисе. Но вступать в полемику не в ходило в мои намерения.
- Простите, Сусанна Николаевна, видимо я неправильно задал вопрос, поспешил извиниться я. - Сейчас у вас каникулы, продукты вы, по всей вероятности, развезли по домам, чтоб не испортились. А как ваше руководство обеспечивает школу продовольствием, когда такой помощи не бывает?
- Вы плохо о нас думаете, молодой человек, - с укоризной покритиковала меня директриса. - Мы, педагоги, не только учим, мы, поверьте, и не плохие хозяева. Да, положение в стране с продовольствием неважное, и местное руководство не всегда в состоянии обеспечить нас необходимым. Учитывая это, мы быстропортящиеся продукты, разумеется, держать не стали. Но у нас в школе есть чудесный подвал, и все, что может храниться, мы оставили про запас.
Директриса натолкнула меня на блестящую идею: ещё на аэродроме я обратил внимание на срок годности сушеного картофеля, означенный на коробке: "Май 1991 год" и подумал тогда: немцы - народ экономный и расчетливый, ничто не пропадает: сплавляют залежалый товар в виде гуманитарной помощи "голодающему Советскому Союзу".
- От кого-то из ваших коллег я слышал, что немцы подсовывают нам продукты, потерявшие из-за давности лет пищевые качества, разглагольствовал я, испытывая неодолимое желание попасть в хранилище школя и потрогать своими руками коробки с продовольствием, чтобы было что доложить Токареву и написать в очерке.
- Неправда! - запротестовала Сусанна Николаевна. - Все продукты высокого качества.
- А вы не обратили внимание на надписи на коробках?
Директриса пожала плечами.
- Право, ни у кого даже мысли такой не возникло. Если вас это так интересует, давайте вместе посмотрим. - И тут же спохватилась: - Вот досада, ключи-то у Альбины Ионовны, она у нас ведает продовольственным хозяйством.
Наверное и на этот раз мое желание было так велико, что Бог снова пошел мне навстречу: дверь отворилась, и в кабинет вошла незамужняя вдова. Я, выразив на лице радость, шагнул к ней и протянул руку.
- Здравствуй, Альбина. Ты так внезапно уехала... Я утром звонил тебе домой, но никто не ответил, - соврал я.
Она неопределенно пожала плечами, выражая то ли удивление, то ли недоверие. Но глаза не скрывали обиды. И все-таки взяла руку, слегка пожала.
- У тебя ко мне дело?
Я чуть замешкался с ответом. Меня выручила Сусанна Николаевна:
- Он утверждает, что Германия прислала нам порченные продукты. Хорошо, что ты появилась, сейчас мы опровергнем слухи. Кстати, не ты сказала ему такое?
- Не она, - опередил я Альбину. - Но вы правы: лучше один раз увидеть, что десять услышать.
- Альбиночка, покажи молодому человеку коробки с гуманитарной помощью. Пусть он убедится по этикеткам годность продуктов.
Альбина молча достала из стола ключи и повела меня в довольно глубокий и просторный подвал, освещенный тусклыми лампочками и пахнущий мышами. У массивной двери, обитой железом, с громадным висячим замком, Альбина остановилась и, как заправская ключница, ловким движением руки открыла замок, затем дверь. Включила свет. Вдоль стены на деревянных полках возвышались коробки с красивыми этикетками. Я прочитал: Rockenkortoffel inWurvtln Mindestens haltbar dis Ende Mai 1991".
- Сушеный картофель, Срок годности - май тысяча девятьсот девяносто первый год, - перевела Альбина.
- Значит, слухи были верные.
- На безрыбье и рак рыба, - холодно констатировала Альбина. - А это медицинское оборудование, - указала она на более массивные коробки и подколола: - Надеюсь, срок годности у тебя не вызывает сомнения? Кстати, оно предназначено не для нас, а для больниц. Но у них пока нет места для размещения. Вот и сгрузили у нас.
Как мне хотелось заглянуть в них! Возможно там то самое, что интересует Токарева. Я потрогал тяжелые коробки.
- Нет, сроки годности медицинских аппаратов у меня сомнения не вызывают, - ответил я с улыбкой. И спросил напрямую: - Я чем-то тебя обидел?
- Ты бросил меня в таком состоянии...
- Прости, но ты заснула, и я не хотел тебя беспокоить - я очень храплю.
- Серьезно? - усмехнулась она. - Только из-за этого? - Лицо чуточку оттаяло. - Какие вы, военные, ханжи. И... трусы... Пусть человек умрет, только бы не запятнать свое имя.
- Прости, я постараюсь искупить свою вину, - и по-дружески взял её за руку, повел к выходу.
Она закрыла дверь на замок, но уходить не торопилась.
- А знаешь, я почти не спала, все думала, думала... И вот какой дурацкий стишок сочинила. Хочешь послушать?
- Ты пишешь стихи?
- А кто их в юности не пишет.
- С удовольствием послушаю.
- Остаться я нашла причину. Ах, обольститель-мальчик! Казалось мне, что ас, мужчина. На деле вышло - зайчик!
- Ну ты настоящая поэтесса, - рассмеялся я. - От такой критики хоть пулю в лоб. Но я стреляться не буду. Может, ещё докажу, что не зайчик.
- Хвалился гномик: что он могуч и скоро вырастет до туч, - выдала Альбина новый экспромт. Или это вычитанная ранее заготовка?
- Тоже твое?
- Понравилось?
- По форме. Но содержание не соответствует действительности. Ты давно увлекаешься поэзией?
- Не очень. Так, балуюсь иногда.
- Хотелось бы почитать твои стихи. Доверишь?
Она ответила не сразу.
- Они сугубо личные. Но мне тоже интересно послушать мнение столичного литератора. Ведь журналисты - литераторы?
Обида её, кажется, прошла, разговор стал доверительнее.
- А какой-то степени... Кстати, в курсантские годы я тоже увлекался поэзией, и ямб от хорея умею отличить.
Мы поднялись из подвала. Перед тем как открыть дверь в учительскую, Альбина снова приостановилась и спросила:
- Ты когда уезжаешь?
- Хотелось что-то определенное узнать о гибели Андрея. Возможно она связана каким-то образом с контрабандой оружия. Так что с недельку придется ещё пожить здесь.