Надо поворачивать обратно, поискать дырку в заборе в другом месте... И в это время раздаются шаги сзади. Оборачиваюсь и вижу идущего ко мне здоровенного детину в гимнастерке старого армейского образца и галифе, плотно облегавшие толстоватые икры ног в хромовых сапогах со спущенными, гармошкой, голенищами. На ремне, с левой стороны, как у немцев, кобура "Макарова", по виду не пустая.
- Дывлюсь, тай очам своим ни вирю: чого, думаю, пану охфицеру, тут треба, и як вин сюды забрався? - заговорил он насмешливо, предупредительно положив руку на кобуру.
- Да вот забросила нечистая сила, а обратно дорогу не показала, попытался и я поддержать веселый, дружелюбный тон непонятно кому присягнувшего служаки. - Помоги мне, добрый человек, может, и я когда-нибудь отслужу тебе.
- Поможем, а як же, со всим нашим почтением. - Он подошел ближе и неожиданно нанес мне удар в скулу.
Я среагировал с запозданием, и скользящий удар ожег всю правую сторону лица - бил он левой, а правой уже держал пистолет наизготовку, - в голове зазвенело. Не уклонись я, он опрокинул бы меня навзничь.
- А ну топай, мать твою... - указал он пистолетом к дому. - Тамочки ещё поможем. Дюже давно у нас не було таких залетных гостей.
Мне ничего не оставалось как подчиниться.
"Спортсмены" уже обратили на нас внимание: тот, который был на турнике, спрыгнул на землю и вместе с другими наблюдал за нами. Я тоже окинул их взглядом. Похоже, действительно спортсмены: молодые, крутоплечии, в легких адидасовских трусах; майки и костюмы лежат на скамейке, аккуратно сложенные. Снова переношу взгляд на лица, и сердце вдруг замирает: среди команды узнаю недавнего знакомого по кафе, предводителя задиристых недоумков, бросившегося на меня с кастетом. Тогда его остановила Альбина, теперь остановить будет некому и, похоже, поединок наш будет продолжен: предводитель тоже узнал меня и глаза его злорадно заблестели.
Нас мгновенно окружили и загалдели на непонятном языке вперемешку с украинским и русским.
- Виткиля цей шпак?..
- Може, у нас красный десант высадили?..
Знакомый по кафе протиснулся ко мне и прикрикнул:
- А ну тихо, хлопцы! Я знаю кто это такой.
Окружившие нас затихли. Похоже, предводитель и здесь был не рядовым спортсменом.
- А говорят, Бога нету. Я чуть не молился, чтобы ещё раз встретиться с этим воякой, отдать ему свой должок. И вот встретились. А ну, хлопцы, расступись, встаньте в кружок, я сейчас покажу вам настоящий урок карате или джиу-джитсу. И посмотрим, чему научили оккупантов в армии. Приблизился ко мне и обдал хмельным перегаром. - Или пан капитан предпочитает оружие: пистолет, автомат, нож? С большим удовольствием. Сегодня, надеюсь, твоя красотка не помешает нам выяснить отношение?
Да, сегодня помешать некому. А этот пьяный ублюдок, переполненный злобой к "русскому оккупанту", будет драться не на жизнь а на смерть...
- Пистолет, - сказал я как можно спокойнее, хотя в горле было сухо и голос прозвучал хрипло.
- Слышите, хлопцы? Пистолет. Грицко, тащи пистолеты, - обратился он к долговязому парню, подстриженному под запорожского казака. Тот послушно побежал в дом.
Мой конвоир сказал что-то по-молдавски.
- Та пошел он знаешь куда? - огрызнулся мой знакомый. И указал на меня. - Это - проклятый коммуняка, красный оккупант, и чем их будет меньше на нашей земле, тем лучше.
Вернулся Грицко, неся в обеих руках по ТТ. Его остановил мужчина лет двадцати пяти со шрамом на лице, мускулистый, косая сажень в плечах.
- Послушай, сенсей, - повернулся он к моему противнику. - Пуля дура, нож удалец, а кулак - настоящий молодец. Ухлопать ты его всегда успеешь. А вот урок карате или джиу-джитсу показать, как обещал, было бы здорово.
Сенсей набычил свою шею, подумал.
- Как, хлопцы, пистолет или каратэ?
- Каратэ! - загудели хлопцы.
- Хай буде так, - перешел сенсей на украинский. - Раздевайся, пан капитан. Сейчас я отбивную буду из тебя робить.
Я сбросил рубашку, майку, неторопливо стал стягивать брюки и носки, напряженно вспоминая коренные свои приемы, которыми овладел в школе десантников. Сенсей, судя по бицепсам и весу, сильнее меня, но плоское лицо с узким лбом свидетельствовали об отсутствии природной смекалки. Значит, и реакция у него не чета моей: в школе тренер отмечал это мое превосходство и наставлял: "Отрабатывайте до совершенства три, четыре приема и пользуйтесь ими в самых критических ситуациях". Я так и поступил. Мои удары ребром ладони по горлу, по переносице были молниеносны. Я их чередовал с ударами ноги, выбирая момент, когда противник уходит в глухую защиту той частью тела, куда следуют удары, оставляя открытыми другие болевые места.
Сенсей пошел по кругу, играя мускулами и с усмешкой посматривая на меня, желая нагнать страху. Но его примитивность, неумное бахвальство наоборот подействовали на меня успокаивающе и вселили уверенность. А когда он, издав ритуальный крик, взвился в стремительном прыжке, наметившись ударить ногой, я отскочил в сторону и локтем руки угодил ему в косточку ступни. Воинственный клич сменился диким рычанием, боль исказила лицо сенсея; он подпрыгнул несколько раз на ушибленной ноге, лизнул языком губы и снова устремился на меня, тесня к кольцу визжавших от восторга ненавидящих меня людей.
Сенсей старался сократить дистанцию, перейти на ближний бой - я понял опасность его коротких ударов, - и когда он снова ринулся в атаку с поднятыми на уровень плеч руками, я, рубанув по правой, отскочил в сторону. Удар ребром ладони, которую я тренировал, подобно японцам, каждый день отстукивая по твердым предметам, заставил сенсея ещё раз облизнуть губы и хватит ртом воздух. Лицо его налилось кровью, дыхание зачастило; и я, сделав ложный выпад ногой, ещё раз достал его кулаком в подреберье. Удар не смертельный, но чувствительный, и напор сенсея значительно ослаб.
Он шел за мной по кругу, готовясь к решительному нападению, отдыхая и выжидая более благоприятного момента. Передышку ему нельзя было давать, и я, отступая, нападал сам, доставая его то ногой, то кулаком. По тому как сенсей сосредоточился, прижав руки к груди для защиты, я понял, что он хочет сокрушить меня ногой, большелапой, увитой мускулами, как у каменной статуи Геркулеса.
Мы прошли ещё полкруга. Сенсей, похоже, осознал, что тянуть время не в его пользу, и прыгнул на меня, целясь пяткой в голову. Я успел отскочить ему за спину и попытался нанести ответный удар в пятый позвонок. Попади я в цель, противник мой не поднялся бы с земли - там нервный узел. Но удар пришелся левее, по почке, и все равно сенсей отлетел к ногам своих учеников. Его тут же подхватили, поставили на ноги и снова толкнули на меня. Глаза его горели злобой, лицо исказил звериный оскал. Я решил не давать ему опомниться, довершить бой, и рванулся навстречу. Сенсей взмахнул рукой, и я увидел в ней зажатый нож - кто-то успел сунуть ему, когда его поднимал.
Я прикрылся локтем, стараясь отвести удар. В какой-то степени мне это удалось - нож лишь зацепил плечо. Этой же рукой я хлестнул сенсея по переносице. Он откинул голову назад, и в этот момент я со всей силой рубанул ребром ладони по его кадыку. В горле что-то хрустнуло, сенсей захрипел и стал оседать на землю. На меня тут же набросились со всех сторон, повалили и стали бить кулаками и ногами, кто чем мог. Я, прикрыв лицо и голову, сжался в комок, теряя от боли сознание. Сквозь удары и шум в ушах до меня донесся чей-то окрик. Голос мне показался знакомым, но чей, вспомнить не мог. Удары прекратились. Я успел ещё подумать, не Герпинеску ли это? И голова моя затуманилась, неведомая сила подхватила меня и понесла куда-то в черное бескрайнее пространство.
Глава вторая
1
По стеклу ползал большой черно-желтый лохматый шмель, уже обессиленный, натыкающийся на перекладины рам, не рискующий переползти их голубое небо, цветы, зеленая трава притягивали его магнитом, и он бился о стекло, рвался туда, на свободу.