А Матрёна Эмпидокловна, естественно, не могла нарушить собственную клятву, поэтому утро в гадюкинской школе началось своеобразно: к порогу стекались толпы учеников, одетых как бомжи, а в дверях стояла директриса с расставленными руками и кричала:
— Не пушшу! Марш отсюда! Переодевайтесь в школьную форму!
Первое приказание — «марш отсюда» — детишки исполняли радостно и охотно, а вот со вторым вышла накладочка. Форму носить никто не хотел — это раз. Многие, кто постарше, уже толкнули её в соседней деревне, а деньги проели — это два. Ну и, как известно, возвращаться плохая примета — это три. Поэтому дети, спроваженные вон, обратно в тот день не вернулись.
Гадюкинские детки, пущенные на самотёк — страшная сила.
Шофёр, упомянутый в первой главе, наконец-то починил школьный автобус и скорее поехал в школу по принципу «лучше поздно, чем никогда». Но, проехав по улице Кривой три метра, упёрся капотом в высоченную стену. Она перегораживала всю дорогу и казалась бетонной.
— $^%& #$ &^%$, — сказал шофёр и стал разворачивать автобус обратно, чтобы добраться до школы в объезд.
Но в процессе разворота он впечатался задом автобуса в телеграфный столб, и автобус снова сломался. Шофёр вылез, плюнул и со зла двинул ногой по стене. И на него тут же обрушилась куча пустых коробок! Он не знал, что стена не бетонная, а картонная: дети выпросили во всех магазинах пустые коробки и построили из них стену. Шофёр стряхнул с себя картонки и разразился такой бранью, перед которой его обычные реплики казались цитатами из букваря.
А где-то на продуктовом рынке, в большом-пребольшом павильоне, все без исключения продавцы и покупатели ползали под прилавками и искали цыплёнка, который невесть каким образом здесь оказался и оглушительно пищал. Причём самого цыплёнка никто не видел, зато все слышали его писк. И таки нашли! Но не цыплёнка, а старый телефончик, привязанный за нитку, который кто-то таскал по всему рынку туда-сюда. Из динамика раздавался рингтон в виде цыплячьего писка. Все дружно рассмеялись и успокоились. (Кроме продавцов конфет. Конфеты исчезли, пока торговый персонал искал цыплёнка).
В это же самое время на обувном рынке были доведены до истерики пятнадцать продавщиц подростковой обуви: к каждой прицепилось по 30 малолетних клиентов, и все по очереди перемерили все кроссовки, но ни один ничего не купил.
В Гадюкино было несколько штук аптек, так вот в них во всех за час скупили всю партию гематогена, аскорбинок и зачем-то резиновых жгутов. (Впрочем, скоро стало понятно, зачем жгуты. Ими просто стреляли об стену).
На улице Колдырной к дороге прилипли три машины, потому что асфальт был усыпан жевачками.
На стене главного гадюкинского банка кто-то нарисовал двухметрового Микки-Мауса.
В маникюрном салоне кто-то рассыпал пластмассовых пауков. Пока разобрались, что пауки пластмассовые — салон потерял всю клиентуру. Зато соседняя аптека озолотилась на корвалоле.
В парикмахерской кто-то поменял наклейки на пузырьках с лаком для волос и монтажной пеной.
И много ещё чего загадочного произошло в тот день. И неизвестно, сколько произошло бы ещё, но другие учителя, которые знали своих воспитанников гораздо дольше, чем новенькая директриса, тоже вышли на порог, где она скучала в ожидании детишек, одетых в форму, и начали её обрабатывать:
— Матрёна Эмпидокловна, форма — оно, конечно, хорошо. Вот только детки к ней не привыкли, их надо постепенно приучать, понемножку. А сразу-то они напугаются. Они ж у нас тут деревенские, пугливые… Вот взяли и разбежались. Глядишь, чего наворочают с перепугу. Может, разрешить им пока форму-то не полностью носить, а? А то учебный процесс остановится.
Матрёна поворочала мозгами, почитала смски от продавцов, парикмахерш и аптекарш и нехотя согласилась. И радостные учителя опять побежали ловить учеников по всему Гадюкину. Вот только время было позднее, и уроков в тот день опять не получилось. Однако детки отвоевали своё право оставаться бесформенными!
====== 18. Райские кущи ======
С тех пор, как Манефа Упырёва угостила весь класс финиками и мандаринами, прошло полтора месяца. Даже чуть больше. А надобно вам сказать, что в тот день весть об этом, как и запах мандаринов, разнеслась по всей школе, и другие классы тоже захотели мандаринов и фиников. Ну, Манефе было не жалко — она позвонила папе-бизнесмену, и он пригнал фуру, гружёную фруктами, в школьный двор. И всё было быстро съедено. А косточки, как вы понимаете, воткнуты в горшки с геранью. И забыты.
Несколько недель в школе шли такие усиленные занятия, что на подоконники никто не обращал внимания: ученикам было наплевать, что там растёт в горшках, а учителя смотрели то на класс, то на доску, то на монитор учебного компа. Дежурные же молча поливали цветы раз в неделю и не парились.
И вот однажды на уроке истории в восьмом «ж» Серпалитония Сигизмундовна велела всем открыть учебники и, пока класс шелестел страницами, подумала: «Что-то как-то темно. Занавески, что ли, закрыты?» — и бросила небрежный взгляд на окна. И оторопела. Из горшков, где когда-то ютилась герань, торчало, пёрло и во все стороны свисало густое зелёное нечто.
Оно выглядело как сплошная стена зарослей из фильма ужасов про хищные растения, разве что не шевелилось. Училка помотала головой и протёрла глаза, но оно не исчезло. «Не может же быть, чтобы такое выросло на школьном подоконнике. Значит, у меня галлюци какие-то нации!» — перепугалась она и пулей вылетела из класса. Дети начали громко орать и бегать по партам в догонялки. Урок закончился без неё.
В учительской стоял гул. Училка обсуждала заросли с другими училками, и выяснилось, что на подоконники никто никогда не смотрел. Некогда было, смотрели только на доску да на задние парты: как там двоечники поживают, не построили ли бомбу из пакета. А на передние парты и на подоконники ни одна училка внимания не обращала. Да, в последне время в классах действительно стало темнее, но все думали, что это из-за осени и плохой погоды.
— Вы не поверите, Перепетуя Прокопьевна, но там настоящий тропический лес! — голосила училка. — Сплошная стена финиковых и мандариновых листьев! Только обезьян не хватает.
— Уж чего-чего, а обезьян тут как раз в избытке, — проворчала завуч и пошла смотреть подоконники. Остальные училки толпой устремились за ней. Последним шёл географ Евграф Евграфыч с глобусом.
А тем временем заросли уже зацвели. Увидев на подоконниках цветущий лес, училки переполошились и помчались проверять другие классы, но везде было то же самое. Прозвенел звонок не то на урок, не то на перемену, но в суматохе его не заметили.
Будучи не в силах ничего сделать, училки — и географ — прибежали к директорше и наперебой начали рассказывать о ботанической атаке. Та, естественно, не поверила и тоже пошла смотреть.
А заросли к тому времени дали плоды. С зелёных ветвей свисали апельсины и финики, и дети с вожделением смотрели на них в ожидании, когда те созреют.
— Чёрт знает что такое, — вынесла вердикт Матрёна Эмпилокловна и велела начинать занятия. В любой непонятной ситуации она всегда начинала занятия, и обычно это её спасало.
Но сегодня что-то пошло не так. Училки разошлись по кабинетам, включили свет и попытались начать уроки, но фрукты к тому времени созрели, и дети громко чавкали, хлюпали и кидались кожурой, вместо чтоб учиться, и ничто в мире не могло их отвлечь. А зёрна втыкали в горшки.
Уроки были сорваны. И тогда директорша позвонила спасателям, пожарным, экстрасенсам, могучим рейнджерам, Бэтмену и Человеку-пауку, чтобы они вытащили из школы горшки с зарослями. Те приехали, распаковали лестницы, сетки, магические шары, гадальные карты, антигравитационное устройство и прочий инвентарь, но оказалось, что нужны только ножницы — садовые. А как раз ножниц-то никто и не прихватил!
И тогда доблестная компания в полном составе повалила в скобяной магазин, а чтобы они не заблудились, ученики пошли их проводить. Все. Школа опустела. Училки в состоянии зависания сидели в пустых классах и смотрели на объедки и огрызки, валяющиеся тут и там. Все фрукты были сожраны. Детки не оставили любимым учителям ни финика, ни мандаринчика, зато кожурой разило так, что у всего педсостава началась аллергия. Уборщица ходила с веником и голосила, поминая нечистого. Директорша качала в интернете рецепт варенья из мандариновых шкурок, чтобы добро не пропадало.