— Начинаю опрос. Кто хочет исправить двойку и выйти к доске?
— Я! — гаркнул Пиявкин и поднял руку.
— Но ты же не получил ещё ни одной двойки, — удивилась учительница.
— А я прямо сейчас это и сделаю, — ответил он и протопал вперёд.
— Прекрасно. Пиши на доске задание: три плюс три. Решай!
Новенький взял тряпку и начал сдуру тереть доску. Учительница считала двойки в журнале и думала, что он решает, а он тёр. Тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, а остальные хихикали. Аграфена Поликарповна не обращала на это внимания, потому что в Гадюкино дети всегда хихикали, даже на уроках — кроме уроков Скарапеи Горыновны, конечно.
— Пиявкин! Решил? — спросила математичка, не оборачиваясь.
— Даааа! — громко ответил Пиявкин.
— И сколько у тебя получилось?
— Одна.
— Что одна?
— Дыра в доске.
Аграфена Поликарповна посмотрела на доску, и очки сползли ей на нос. В середине доски красовалась дыра. Пиявкин с довольным видом продемонстрировал кусок крупного наждака, закамуфлированный в тряпку.
— Единица! — завопила учительница.
— Я же говорю, одна, — просиял Пиявкин и потопал за дневником. Диоды на его подмётках выплясывали что-то дискотечное.
На перемене все познакомились с новеньким. Ученики шестого «А» рассказали ему вкратце о гадюкинской школе и её вековых традициях, а он, в свою очередь, подарил всем по петарде и рассказал байку из своей прежней школы — наплюйской — про привидение, которое пряталось за доской и исправляло в журнале двойки на пятёрки, но не ручкой и не чернилами, а чем-то подозрительно-красным. Для этого оно покупало вишнёвый сок. Если случайно получалась клякса, то все думали, что произошло убийство, и учительница вызывала полицию. Всех выгоняли на улицу, школу оцепляли, полиция брала капли сока на анализ и начинала вести расследование. Потом, конечно, выяснялось, что это всего лишь сок, но уроки-то были уже сорваны!
— Хорошее привидение, — с уважением сказал двоечник Пафнутий Флешкин.
— Ещё бы! — задрал нос Пиявкин. — Оно нам каждую неделю устраивало лишний вых. А теперь я уехал, и оно больше не будет так делать.
— У нас тоже школьное привидение есть, — похвастался двоечник Сысой Оптоволоконников. — Варфоломей Неупокойник. В журнал не лазит — просто появляется и воет.
— Тоже неплохо, — похвалил Пиявкин. — А что у вас ещё хорошего есть?
— Столовка. Там можно макаронами стрелять и компотом брызгаться, — сказала двоечница Маремьяна. — А ещё у нас почти каждую неделю субботник, потому что мы бумажки кидаем и стены сгущёнкой мажем.
— Так надо сначала стены сгущёнкой намазать, а потом бумажки налепить! — воскликнул Пиявкин, осенённый свежей идеей.
Одноклы поддержали его гениальную мысль восторженными криками. Действительно, никому ещё не приходило в голову объединить эти два полезных и нужных действия! Сказано — сделано. До конца перемены оставалось ещё целых десять минут, и весь шестой «А» рванул к киоску за сгущёнкой. По пути они делились своими планами с другими классами, и те присоединялись.
В мгновение ока из всех окрестных киосков была сметена сгущёнка, а бумажек у гадюкинских деток и так хватало. Когда прозвенел звонок и учителя вышли из учительской, то их глазам предстал футуристический дизайн: все стены школы были изнутри покрыты скомканными бумажками!
— Что за безобразие? — спросила директриса Матрёна Эмпидокловна.
— Не иначе как опять детишки что-то учудили, — проворчала завуч Перепетуя Прокопьевна.
— Придётся опять субботник устраивать, — вздохнула англичанка Евпраксия Ипатьевна.
— Тогда уж средник, сегодня же среда, — уточнил географ Евграф Евграфыч.
— А до субботы они снова что-нибудь наворочают, — сказала математичка Аграфена Поликарповна.
— Щас я им устрою! — взревела русичка Скарапея Горыновна, но в этот момент на первом этаже скрипучие двери школы открылись, и раздались чьи-то начальственные шаги.
— Уж не комиссия ли это? — заволновалась физичка Нунехия Прокловна, и все с тревогой посмотрели на лестничную площадку, откуда раздавались уже не только шаги, но и голоса. Комиссия сейчас была бы очень некстати.
Но это была именно она! Гадюкинскую школу проверяли в сто раз чаще, чем другие (сами понимаете, почему), и сегодня её навестила проверка в лице очень важного лысого дяденьки и двух не менее важных, хотя и не лысых, тётенек. У одной тётеньки на очках была цепочка, что делало её (тётеньку) ещё более важной.
— Здравствуйте! Как мы вам рады! Проходите, пожалуйста! — рассыпалась в восторгах Матрёна, а другие учителя ей вторили.
— Здравствуйте. А что это у вас на стенах такое? — спросил дяденька из комиссии и показал пальцем на скомканные бумажки.
Здесь нужно отвлечься и сообщить, что все детки наблюдали за происходящим по смартфонам через скрытую камеру, которую прицепил к люстре Пиявкин, и ухохатывались — тихо, чтоб не спугнуть комиссию. Благодаря современной технике им даже не нужно было торчать под дверью, чтобы насладиться моментом.
— А это последнее слово дизайна, — нашлась Скарапея Горыновна. — Сейчас все школы так отделывают!
— Что-то в этом есть, — сказала тётенька с цепочкой, изучая налепленные бумажки сквозь очки. — Креативно. Смелое решение.
— Очень смелое, — поджав губы, процедила вторая тётенька. — Что это? Цемент? Гипсокартон?
— Кевлар! — сказал физрук Прокоп Африканыч. — Школа должна быть прочной и непробиваемой.
— Похвально, похвально, — протянул дяденька из комиссии… и вдруг ковырнул дизайн пальцем. И понял, что это грязная бумажка.
Что тут началось! Проверочные тётеньки закатывали глаза и обзывали школу свинарником, а дяденька грозил накатать жалобу наверх, в ещё более важную комиссию. Матрёна Эмпидокловна суетилась и пыталась на ходу придумать бумажкам разумное объяснение, что это типа так и надо, но у неё плохо получалось.
— Это не школа, а гадюшник! — вопила тётенька с цепочкой, не подозревая, как близка к истине.
Кончилось тем, что комиссия неодобрительно покачала головами и уехала, не проверив ничего дальше стен. Если бы вы знали, как все учителя, а особенно директриса, этому радовались! На радостях даже не стали заставлять детей отмывать стены.
А на следующий день бумажки присохли, и их пришлось отдирать уже стамеской. И в результате школу опять закрыли на ремонт. Ох и веселились детишки! Рейтинг Пиявкина возрос до небес.
Комментарий к 31. Новенький Статус “завершён” поставлен с единственной целью: уменьшить количество драбблятников, мозолящих автору глаза. Прода обязательно будет, в черновике уже висят несколько глав:)
====== 32. Чернила для пятого класса ======
Однажды историчке Серпалитонии Сигизмундовне взбрело в голову провести урок-реконструкцию — чтобы всё по-древнему, как раньше в школах проводились уроки: никаких гелевых ручек, только перья и чернила. Чтобы девочки в коричневых неудобных платьях и белых фартучках, а мальчики в синих костюмчиках. Что поделаешь — ностальгия у неё взыграла по советским временам! Проводить эксперимент она решила на вверенном ей классе — она все педагогические эксперименты проводила на нём. На её беду, это был пятый «Ё».
Серпалитонии хотелось, чтобы всё получилось чин чинарём: и школьная форма, и пионерские галстучки, и значки, и перья, и чернила, и портреты советские на стене, и знамя в углу, но организовать удалось только чернила.
Дело было так: за неделю до назначенного дня училка объявила всему классу, что будет урок-реконструкция, и велела подготовиться: форму-галстучки сшить, значки из маминой шкатулки вытащить, чернила-перья закупить в художественной лавке. Но дети, услышав слово «чернила», загадочно переглянулись, а всё остальное не услышали. Серпалитония почувствовала подвох и на всякий случай повторила всё ещё раз, и опять дети встрепенулись на слове «чернила».