— Можно запустить в учительскую, — предложила Стешка.
— Не пропадать же добру, — поддакнула ей Нюшка и затянула покрепче бандану на своей непрошибаемой голове.
И девчонки собрались уже уйти гулять, но тут Ифигения Павсикакьевна вскочила и, стуча крючком номер три с половиной по столу, восстановила в классе порядок.
— Вы не дети! Вы орда первобытных людей!
Девчонки переглянулись и пожали плечами: для чего училке понадобилось доказывать очевидное? А училка немножко поорала, перевела дух и объявила:
— Раз вы не подготовились к уроку, вязание пока отложим. Займёмся сегодня шитьём. Есть ли у вас с собой иголки?
— Конечно, — ответила за всех Нюшка и высоко подняла иглу от шприца, которой обычно прикалывала к парте бумажку с планами хулиганств, чтобы не забыть чего-то важного. Иголка была здоровенная, от двадцатки.
Увидев ТАКУЮ иголку, Павсикакьевна снова рухнула в обморок. Но опять ненадолго: девчонки не успели даже сдать карты для игры в дурака, как училка поднялась, отряхнула от пыли свои кружева и принялась орать, аккомпанируя себе крючком номер три с половиной. Поорав, успокоилась и объявила:
— Раз вы неспособны к рукоделию, займёмся кулинарией.
Она вынула из вязаной сумочки сковородку, складной таганок, газовую горелку, маргарин, полсотни яиц в пакете и соль. Соль была в спичечном коробке — точно таком же, как коробки с оводами-крючками. При виде этого коробка по классу прошла тихая волна восторга.
— Сейчас я научу вас жарить яичницу! — сказала училка и включила горелку. — Сначала кладём на разогретую сковороду маргарин… — Зашипело, потянуло горелым. — Потом разбиваем яйцо…
— Ай, Ифигения Павсикакьевна, что это там такое у доски?! — не своим голосом завопила Стешка, выпучив глаза и показывая пальцем. Другие девчонки тоже изобразили живейший ужас.
Ифигения крутанулась на 180 градусов, взметая кружевами ветер, и девчонки подменили коробок.
— Где? Что? — удивилась училка. — Ничего такого не вижу.
— Там на стене неприличное слово нацарапано! — страшным шёпотом сообщила Стешка, и это была правда.
— Я скажу вашему директору, что вы испортили стену, и он заставит вас её красить, — сказала Ифигения и вновь достала кружевное пенсне, чтобы выяснить, какое именно слово нацарапано. Удовлетворив любопытство, спрятала пенсне и вернулась к педагогической деятельности. — А теперь продолжаем урок. Яичницу нужно посолить… — и она открыла коробок.
Тем временем самурайские бои на школьном дворе перешли в догонялки, а догонялки в перестрелку снежками. Снега было совсем немного, но на снежки хватило, и пацаны из пятого «Ё» с энергичными воплями кидали друг в дружку снежными шариками. Иногда снежком прилетало в окно, и пара стёкол уже разбилась.
— Вот черти, — скорбно вздохнул завхоз.
— Они самые, — посочувствовал ему трудовик, так и не понявший, что это его подопечные.
— $%^&#, — сказал завхоз и позвонил стекольщику. Стекольщик был самым богатым человеком в Гадюкино, держал целый штат работников и подумывал о том, чтобы открыть собственный стекольный завод.
А в учительской сидели и пили чай с крендельками завуч Перепетуя Прокопьевна и химичка Пульхерия Фроловна. У них был свободный урок.
— Что-то в пятом «Ё» тихо, — тревожно заметила химичка.
— Подозрительно, — покачала головой завуч.
— Вы говорили, у них там новая учительница?
— Новая. Первое занятие у неё сегодня.
— И сразу пятый «Ё»! — заохала химичка. — Вы бы ей хоть сначала восьмой «Ц» или четвёртый «У» подсунули. А то первый день работы у человека — и сразу пятый «Ё». Негуманно.
— Да она вроде хорошо справляется. Вон как тихо!
— Наверно, нашла подход. Вот что значит — из Москвы!
В этот момент на всю школу раздался такой дикий визг, что они обе пролили на себя чай и чуть не подавились крендельками. Из коридора донёсся гулкий стук каблуков, и через несколько секунд в учительскую ворвалась заляпанная жиром и сырыми яйцами Ифигения, а за ней, весело жужжа, летел рой оводов: девчонки не стали экономить насекомых для следующей главы и выпустили их всех.
— Это не дети, а нечисть из преисподней! — завопила учительница домоводства, отмахиваясь от голодных насекомых опустевшей кружевной сумкой.
— Помилуйте, Ифигения Павсикакьевна, да мы ж тут каждый день так, — удивилась завуч и прихлопнула на щеке овода. — Чайку хотите?
— Я хочу сбежать из этой сатанинской школы! — бушевала учительница домоводства. — Карету мне, карету!
А пятиклассницы, оставшиеся без надзора, схватили мешок яиц и побежали на подмогу к товарищам, у которых как раз закончились снаряды. До конца урока оставалось ещё десять минут, и пятому «Ё» этого хватило, чтобы разукрасить питательным белком всю школу. Так прошёл первый (и последний) урок домоводства.
(Судьба сковородки и горелки неизвестна: когда класс опустел, эти предметы кто-то спёр.)
====== 38. Потусторонним вход воспрещён! ======
Школьный призрак Варфоломей-неупокойник сидел в чуланчике за кабинетом биологии, смотрел в запылённое окошко и поджаривал себе бутерброды с колбасой и сыром. С недавних пор у него появилась новенькая газовая горелка и чугунная сковорода, и он очень этим гордился. Не у каждого привидения есть настоящая кухонная утварь!
Продукты он воровал в учительской. Дело в том, что все пути к школе лежали мимо продуктовых магазинов, ларьков и рынков, и ни одна учительница, естественно, не могла пройти мимо, ничего не купив. Да и время экономилось: не надо было ходить в магазин после работы. В учительской стояли кресла, а возле них — большие кошёлки с колбасой, сыром, маслом, макаронами, картошкой и прочим, даже шоколадки иногда попадались, так что Варфоломей жил припеваючи. Разумеется, исчезновение продуктов не оставалось незамеченным, но учительницы думали друг на друга, и репутация Варфоломея оставалась чистой.
Быть застуканным неупокойник не боялся — вход в чулан биологического кабинета охранял двухметровый скелет. Иногда они вместе выпивали. Иногда скелет приглашали на урок биологии в качестве пособия, и тогда Варфоломей выпивал один. Напившись, он начинал подвывать и ухать во время урока, а скелет в знак солидарности шевелился. Учительница падала в обморок или удирала в директорский кабинет жаловаться, а дети скакали от радости на партах. Ни один урок биологии с участием скелета нормально не завершился.
И вот однажды тёмным ноябрьским днём перед уроком биологии девчонки из седьмого «Х» затеяли в том самом кабинете спиритизм. Написали на парте маркером буквы, положили блюдце и уселись вокруг. Мальчишки скептически хмыкали, но тоже наблюдали за процессом.
— Вызываю дух Кинг Конга! — заунывно пропела Мавра Двутапкина.
Внезапно школа начала содрогаться.
— Идёт! — прошептала Марфа Кроссовкина.
И точно: на пороге появилась Скарапея Горыновна.
— Прекратите заниматься бесовщиной! — закричала она.
Блюдце испугалось, вырвалось из-под пальцев девчонок и стало ездыкать кругами, пока не свалилось и не разбилось.
— Ну вот, — разочарованно протянул весь класс. — Теперь не узнаем, что нам хотел сказать Кинг Конг.
— Кинг Конг обезьяна, он не умеет разговаривать! — крикнула Скарапея. — А бесовские практики в нашей школе запрещены! Готовьтесь к уроку, — и утопала в учительскую.
— А как же контрольные и экзамены? — задал ей в спину вопрос двоечник Фуфлогонов, но Скарапея, к его счастью, не услышала.
Десять минут поражённые школьники обсуждали тот факт, что древняя раритетная учительница знакома с таким понятием, как Кинг Конг, а потом прозвенел звонок.
— Блин, никого так и не вызвали, — с досадой сказала Двутапкина.
— Можно на уроке попробовать, — предложил Фуфлогонов. — Под партой.
— Дело говоришь, — согласилась Кроссовкина и вручила ему маркер. — Лезь, пиши на полу буквы.