Серпалитония Сигизмундовна вздумала ставить новогоднюю сценку с шестым «П», но шестиклассники заныли, что у них нет времени и учиться, и репетировать, и директриса скрепя сердце и скрипя зубами освободила их до Нового года от учёбы. Другие шестые классы завопили, что это дискриминация, и тоже потребовали освобождения.
— Это по какому такому праву? — грозно спросила Матрёна Эмпидокловна.
— А мы, может, дублёрами будем! Вдруг они все заболеют и не придут на утренник — кто тогда будет играть сценку?
Матрёна ещё раз заскрипела зубами и освободила все шестые классы. Тридцать три шестых класса устроили буйную Пляску Радости и проломили пол в рекреации на втором этаже. Матрёна вызвала ремонтную бригаду.
Тем временем пятые классы написали петицию об отмене занятий для всех классов, начиная с пятых, ввиду подготовки к утреннику, репетиций и вырезания снежинок.
— Это что же тогда начнётся, если последнюю в четверти неделю отменить? — возмутилась Матрёна, но пятиклашки стояли стеной, размахивали плакатами «далой учобу» и скандировали хором кто во что горазд. Заводилами были, конечно, Стешка и Нюшка.
Матрёна плюнула и дала добро, понимая, что если не дать добро, то добром это не кончится, и пятиклассники с визгом начали прыгать, скакать и летать на швабрах, изображая Гарри Поттера. Совершенно случайно они посшибали все плафоны и устроили короткое замыкание. Матрёна вызвала электриков.
Когда старшие классы узнали, что пятиклашки выбили для них семь лишних выходных, то решили отметить это дискотекой. Чтобы не откладывать дело в долгий ящик, они тут же выбрали какое-то модное радио и врубили его одновременно на всех смартфонах и плясали три часа на верхних этажах, пока смартфоны не разрядились. Напрасно учительницы кричали, пытаясь переорать радио:
— Сейчас же прекратите! Хоть кол на голове теши! — детишки и в ус не дули. Они плясали так, что школа тряслась, а когда разрядились гаджеты, стали петь сами. Вместо барабанов использовали трубы отопления. Мордоворотов и Змеюкин выдали потрясающую партию ударных, но, к сожалению, перестарались, и трубы лопнули, и в рекреацию хлынула горячая вода.
— Апокалипсис! — кинула клич Отвёрткина, и все кинулись играть в «Метро — 2033». Матрёна вызвала слесарей.
Тем временем на первый этаж просочились слухи, что все старшие классы освобождены от учёбы, а младшие — нет.
— Давайте реветь! — азартно предложила первоклассница Хавроша Перегрызова, и вся мелочь с первого по четвёртый классы устроила ревака. Да такого, что изо всей школы вылетели стёкла.
— Да заткнитесь вы, ради бога! — взвыла директорша, перебирая в телефоне номера стекольщиков. — Освобожу я вас от учёбы, освобожу, только не орите.
— Ура-а-а-а!!! — ещё громче завопили младшеклассники, и школа треснула. Пришлось Матрёне вызывать ещё и строителей.
Серпалитония Сигизмундовна и другие учительницы, ответственные за новогодний концерт, схватились за головы. По всей школе ходили рабочие в спецовках, покрытых благородной трудовой грязью, стучали молотками, сверлили дрелями, пилили болгаркой, варили сварочным аппаратом и ругались словами рейтинга 18+. Чтобы дети не услышали последнего пункта и не научились дурному, педсовет принял решение временно выставить учащихся из стен школы.
— Но стишки чтоб выучили! — велели училки, грозя пальцами. — И сценки для концерта чтоб дома отработали!
— Ага!!! — хором пообещали детишки и вприпрыжку помчались кататься с горки. Горки в Гадюкине не было, но они её тут же построили из снега. Недалеко от школы, чтобы видно было, как рабочие впахивают.
Катались допоздна, все извозились в снегу и пришли домой усталые, но довольные. День прошёл не зря. А после ужина устроили онлайн-конференцию, чтобы как следует обсудить новогодний концерт. Ведь нельзя же упускать такой шанс оторваться!
Все сценарии, выбранные учительницами, были скучные, поучительные и нормальные. И если бы дети репетировали под руководством учительниц, то получилось бы унылое душное тухло. Разумеется, гадюкинские дети не могли такого потерпеть, поэтому взялись за постановку самостоятельно. Костюмы тоже делали самостоятельно — из барахла, найденного на чердаках и в сараях. Бабка Манефы Упырёвой хранила в восемнадцати сундуках тонны советских занавесок, постельных комплектов, полотенец и плюшевых покрывал на случай конца света и никому не разрешала прикасаться к этому запасу.
Дети, посовещавшись между собой, пришли к выводу, что конец света уже наступил, и Манефа тайком опустошила сундуки. Разных тканей хватило с лихвой на всю школу. Конечно, десятилетия лежания в нафталине не прошли бесследно для ретро-тряпок — что-то сожрала моль, что-то истлело само — но многое сохранилось в относительно приличном виде. И детки занялись культурной деятельностью…
====== 40. Первая часть новогоднего утренника ======
— Здравствуйте, дети! Начинаем новогодний утренник! — умильно-слащавым голосом просюсюкала в микрофон англичанка, которую назначили ведущей.
И приготовилась прочитать длинную вступительную речь о пользе учебного процесса, но в этот момент двоечник Змеюкин включил за кулисами вентилятор, а Стешка и Нюшка приставили к пропеллеру длинную надувную змею толщиной в локоть. Целых три дня сёстры шили её на маминой машинке из шёлковых занавесок времён Брежнева. Когда-то эти занавески предназначались для средней школы — мрачные, болотно-серые и унылые, самого противного цвета, чтобы не отвлекать детей от учебного процесса, и вот наконец-то спустя полвека дождались. Ну а что, действительно попали в школу! Правда, немножко в другом качестве… Змея получилась страшная, пучеглазая и наверняка ядовитая — Нюшка сшила из белой бязи настоящие ядовитые зубы. Они торчали из розовой гадючьей пасти очень хищно, а между ними болтался раздвоенный язык. С одной стороны у змеи была голова, а с другой ничего — пустота. И когда в эту пустоту подул вентиляторный ветер, лёгкая змея надулась, вытянулась в сторону ведущей и начала извиваться, как живая. Это мы описываем так долго, а на самом деле всё заняло две секунды. Школьники, стоящие в актовом зале (сидеть было негде), встретили змею восторженным «Вау!» Англичанка оглянулась на ветер и увидела, что к ней по воздуху тянется гигантская ядовитая змеища. — Сейчас же уберите анаконду из школы! Я отказываюсь работать в этом гадючнике! — заверещала она и убежала писать заяву об увольнении. Школа осталась без английского языка. Впрочем, его и так никто не знал дальше «Хау дую юю дую ду». — Что за безобразие? Кто срывает новогодний утренник? — прогромыхала Скарапея Горыновна, но тут змея заговорила Стешкиным голосом. — Всем здрасьте, дверь покрасьте! Я ваша новая учительница, меня зовут Анаконда Ужовна, я буду у вас преподавать все предметы одновременно. С этой минуты уроки отменяются, а перемены увеличиваются до сорока пяти минут. А сейчас я приглашаю на сцену нового ведущего. Анаконде шумно захлопали. Змеюкин выключил вентилятор, и новая преподавательница всех предметов сдулась. Нюшка втащила ее за кулисы. И вдруг из динамиков раздался замогильный голос, похожий на голос двоечника Мордоворотова, пропущенный через Изотоп Ирис: — Приветик, школота. Я буду вести у вас этот внутренник, то бишь пудренник, то бишь, тьфутренник. А не видите вы меня, потому что я невидимый. Я призрак одного графа, не помню какого, а пригласил меня сюда Варфоломей-неупокойник. Начинаем пинцет! То есть, тьфу, концерт. — Что за безобразие? — возмутилась математичка. — Сейчас должна быть сценка «Здравствуй, школа!» — А она и будет, — ответил призрак и загоготал. — Только название мы немножко поменяли. Сценка теперь называется «Школа, катись!» Местный звукоинженер-самородок врубил тяжёлый рок, и из-за кулис выбежали три чёрта. Они немножко попрыгали, покривлялись и убежали, а потом музыку вырубили, и вышли мальчик с девочкой в парадной школьной форме. В руках они несли картонный домик с надписью «школа». У девочки были белые банты и коричневое платье с белым фартучком, а мальчик был в синем костюме с белой рубашкой и галстучком. При виде этих ангелочков три учительницы прослезились от умиления. — Что бы нам с ней сделать? — задумчиво спросила девочка, взвешивая картонку на руках. — Намазать дёгтем и вывалять в перьях, — предложил мальчик. — Дёшево и со вкусом. — Где мы перья возьмём? Придётся валять в холлофайбере, а это не то, — возразила девочка. — Лучше воткнуть в неё тысячу заколдованных булавок и предать какому-нибудь проклятью. — Девятнадцатый век, — фыркнул мальчик. — Надо с ней сделать современную гадость, высокотехнологичную. Например, подговорить всех ребят из нашего класса и направить на неё излучение тридцати работающих телефонов. Авось да скопытится. От этого даже кукурузные зёрна превращаются в попкорн. — А может, не будем усложнять задачу? — сказала девочка и поправила бантики. — Просто накидаем в неё всякого мусора и бросим в лужу. А то много чести. — Так-то неплохая идея, но сейчас зима, луж нету, — вздохнул мальчик. — Можно ещё её под кошачий лоток приспособить… — Протечёт, она насквозь прогнившая. — Ни на что не годится, зараза, — проворчал мальчик и погрозил «школе» кулаком. И тут директорша опомнилась. — Дети, как вы можете такое говорить про свою родную школу? — заохала она с места (учительский состав сидел на стульях у стеночки). — Ведь школа — это храм знаний! Она готовит вас к будущему! Ей вы обязаны всему, что знаете! — Лично я всему, что знаю, обязана интернету, — ответила девочка. — Интернет — это помойка! — хором крикнули все учительницы. У них эта фраза выкрикивалась рефлекторно, если кто-то произносил слово «интернет». — Точно! — подпрыгнул мальчик. — Выкинем школу на помойку! — Отличная идея! — воскликнула девочка, и они хлопнулись ладонями. Потом подняли коробку повыше и прошли по сцене три круга, весело и громко повторяя: — На по-мой-ку! На по-мой-ку! На по-мой-ку! А все ученики хохотали и ритмично хлопали, и тоже повторяли: — На по-мой-ку! На по-мой-ку! На по-мой-ку! Ангелочки в парадной форме ушли за кулисы, но их трижды вызывали на «бис». — Какое безобразие! — шёпотом сказала химичка физичке, и они осуждающе покачали головами. — Что, заценили драматургию местного розлива? — спросил призрак. — Я знал, что вам вкатит. А сейчас будет ещё интереснее. Притащите кто-нибудь табуретку, — и он зловеще заржал. — Что они задумали? — ужаснулась русичка и полезла за телефоном: вызывать спасателей, пожарных, черепашек-ниндзя и человека-паука. Но оказалось, что табуретка нужна для мирных целей. Её поставили на середину сцены, подтащили микрофон на стойке, и призрак объявил глумливым голосом: — Стишки! Первым вышел десятиклассник Ведров. Он был с двумя пустыми вёдрами. Взгромоздясь с ними на табуретку, он картинно выставил ногу, откашлялся и прочитал плод труда бессонных ночей всей гадюкинской школы: — Наступает Новый год, А у нас на ёлке Вместо шариков висят Неуды и двойки! Стишок сорвал бурные овации. Ведров раскланялся и ушёл. Зачем он был с вёдрами, так никто и не понял. Наверно, юные режиссёры ещё не читали Чехова и не знали, что если на сцене появилось ружьё, то оно должно выстрелить. А на табуретку уже лез второй верзила — Гигабайтов из одиннадцатого «Ы». Перед прочтением стишка он сморкнулся, плюнул и поковырялся в ухе. — Стих о новогоднем подарке, — объявил он и добавил: — С выражением. — Потоптался на табуретке, вспоминая текст, вытер нос рукавом и продекламировал: — В этот праздничный денёк Получили мы паёк, Но его мы не съедим, Все конфеты продадим! Этот стишок тоже приняли с восторгом и долго рукоплескали. Половина учительниц уже лежала в обмороках. А на сцену вышли Стешка и Нюшка, за штанины стащили верзилу с табуретки и залезли туда сами. Табуретка была маленькая, поэтому они умещались только на одной ноге: Нюшка на левой, Стешка на правой. — Я люблю учиться в школе! — Белены объелась, что ли? — Я люблю сидеть за партой! — Ты чего, продула в карты? — Я б уроки век учила! — Шансов нет. Неизлечимо! — Школа — это хорошо! — Кто-то разума лишён… — Как люблю я сочиненья! — Ну а я люблю варенье! — Математику люблю! — Ну а я с неё свалю!