— Что некоторые языки? — попытался уяснить Мак Кархи.
— Да что? Мертвы уж давно, — раздраженно сказал Мерлин, дивясь непонятливости собеседника. — Вы уж их там как-нибудь соскоблите со стены-то. Временно.
— Но, учитель!.. — воскликнул Мак Кархи. — Ведь нет запрета на изучение мертвых языков!
— А, нет? — обрадовался Мерлин. — Фу-у, слава Богу. Гора с плеч. А то, знаете, каждый раз не знаешь, чего ждать. То, помню, однажды стирали все, что какой-то религии противоречило, не помню уж какой, в другой раз — все, что намекало на отношения полов, — да, почему-то, я сам поразился; упарились мы тогда страшно; потом еще был случай, не помню, в чье правление, мракобесие царило неописуемое: все чистые науки, вроде химии и физики, пришлось в какую-то кабалистику переименовывать!.. Да. На моей памяти всякое было. Идите, идите, Оуэн, не мельтешите тут.
Мак Кархи подчинился и того же дня пополудни долго веселился, переименовывая дисциплины. Делал он это с размахом и оказался едва ли не хуже Змейка.
Ллевелис с Гвидионом как раз считали ступеньки на северо-западной лестнице западного холла — один считал сверху, другой снизу, чтобы лестница никак их не обхитрила, — когда случайно услышали разговор. Наверху, где Мак Кархи правил расписание, были еще, судя по голосам, Финтан, Курои, Мэлдун и Орбилий Плагосус.
— Страшная опрометчивость — назначать Змейка ответственным за прием комиссии, — убежденно говорил профессор Финтан.
— Конечно, школьный учитель химии — слишком скромная роль для такого дарования. Я великолепно помню, — грохотал Курои, — как при возвышении Кромвеля он, ни с кем не прощаясь, отправился в Уайт-холл, и делил там свое время между пирами и забавами…
— Между казнями и экзекуциями, я сказал бы, — поправил Финтан.
— Между экзекуциями и забавами, — продолжил Курои, — пока я тут дочитывал вместо него его спецкурс!..
— Политический взлет его меня не удивляет, — заметил Мэлдун. — Меня удивляет, как после смерти Кромвеля у него хватило совести вернуться и просить о прежнем месте.
— Мерлин сжалился над ним. Бормотал, что молодо-зелено, что повинную голову меч не сечет… А какая тут, к черту, молодость! Змейк какого года, коллеги? 1579-ого?
— Мерлина трудно переубедить, он уже… как бы это сказать… Иногда впадает в легкое…
— …умопомешательство.
— В легкую рассеянность, скажем так. Но Змейк, общающийся от имени всей школы с англичанами, — это взрывоопасная смесь. Он служил им и служит. Он по правую руку от Кромвеля на всех гравюрах.
— Змейк вообще — взрывоопасная смесь, даже и без англичан.
— Змейк — это тот шип, который впивается в палец, когда хочешь сорвать розу. Это та подкова, которая отвалится у коня как раз в разгаре битвы. Змейк — это тот рассвет, который так некстати застает влюбленных. Это та ступенька, которая скрипнет под ногой в самый неподходящий…
— Да оставьте вы вашу риторику, Орбилий. И так ясно.
— Вот насчет ступеньки — это он очень правильно сказал, — прошептал Ллевелис Гвидиону. — И не скрипнет, а прямо укусит.
— Ты про Змейка?
— Да нет, при чем тут Змейк! Я про ступеньку. Смотри.
Действительно, Ллевелис нашел одну ненастоящую: девятая ступенька держалась крайне вольно и, когда Гвидион посветил фонариком, чуть ли не ухмыльнулась.
— Что делать будем?
— Прибьем.
— Постой, попросим кого-нибудь.
Они поднялись до верха лестницы и остановились у входа в зал, где Курои, сгорбившись и тяжело опершись на посох, громоподобным голосом предлагал средства против Змейка, другие же преподаватели, соглашаясь по существу, подыскивали способы, которые сохраняли бы хотя бы легкий налет гуманизма.
Гвидион и Ллевелис не сразу заметили, что за спиной у них уже некоторое время стоит Кервин Квирт.
— Уважаемый профессор, — тихонько сказал он, покачиваясь на каблуках, — не кажется ли вам не совсем уместным вести этот разговор в присутствии учеников Змейка?..
Курои спохватился, бросил гневный взгляд на всю троицу в дверях и вышел, шурша одеждами. За ним вышел Финтан.
Ллевелис остался с досадливым ощущением, что если бы не куратор, он мог бы узнать о Змейке кое-что скандальное, но счастье оттого, что доктор Квирт вернулся, заслонило все. «Родня напилась моей крови и на время отпала,» — кротко сказал Кервин Квирт и повернулся, чтобы сбежать вниз по лестнице, но тут Гвидион с Ллевелисом вспомнили, какая забота их гнетет, и показали ему ступеньку. Куратор вник в их положение.
— Э, да это не ступенька, — присмотрелся он. — А ну, кыш отсюда! — топнул он на нее, и ступенька поспешно вынула из-под себя лапы и куда-то юркнула.
Ллевелис с Гвидионом пошли за дубовой доской.
Неустрашимый в своей наивности, Гвидион сумел-таки добиться у Змейка индивидуального спецкурса по фармакологии. На очередном уроке химии Змейк раздал студентам очень простые соединения, всем одни и те же, и велел получить путем сочетания этих элементов вещество как можно более опасное для жизни. Гвидион сумел получить из этих составляющих вещество настолько ужасное, что Тарквиний сперва обратил внимание на колбу с кипящей и плюющейся субстанцией, потом — на Гвидиона, впился в него черными глазами, выслушал и пригласил прийти в понедельник после всех уроков.
О Кромвеле Гвидион знал достаточно, однако Ллевелис счел его знания неполными. Накануне первого визита к Змейку он притащил огромную «Историю Британии», раскрыл ее на деяниях Кромвеля и подсунул Гвидиону под нос со словами:
— Вот он, Змейк-то!
— Я не вижу здесь ничего про Змейка, — сказал Гвидион, очень внимательно просмотрев раздел.
— «Город был очищен не только от защитников, но и от жителей», — зачитал Ллевелис из книги. — «Ближайшее окружение Кромвеля составляли столь же жестокие фанатики, склонные считать успехи своих кровавых предприятий знаком особой благодати Божьей». Ты думаешь, Змейк с тех пор внутренне изменился?
— Я думаю, что Змейк знает фармакологию, — твердо сказал Гвидион.
И поскольку Ллевелису самому втайне страшно нравился Змейк, он свернул свои знамена и прекратил атаку.
…Гвидион впервые видел, чтобы кто-то жег огонь в камине при настежь открытом окне и делал записи на рукаве своей мантии. Именно этим занимался Змейк.
В кабинете Тарквиния Змейка возле камина стояло низкое кресло, и было несколько стульев, совершенно разных по виду. Один из стульев при появлении Гвидиона довольно откровенно зевнул. Ближайший к Гвидиону стул отодвинулся от него, переступив когтистыми лапами, и ненавязчиво поскреб третьей когтистой лапой паркет.
— Садитесь, куда вам больше нравится, — сказал Тарквиний Змейк, не поднимаясь с кресла, и Гвидион сел на пол у его ног.
— Фармакология — точная наука, — начал Змейк. — Чего-нибудь пересыплете, недосыплете — овца подохнет. Поэтому к следующему разу вы обзаведетесь аптекарскими весами, мерной ложечкой, набором мензурок, воронкой, лучше всего золотой, так как у золота самая низкая химическая активность…
Мерный голос Тарквиния Змейка холодно журчал, позванивая ледяными интонациями; Гвидион записывал.
— Тем временем сегодня я покажу вам один прием, не относящийся напрямую к содержанию курса, однако, — Змейк вскинул указательный палец, — полезный при лечении овец. Предположим, вам надо провести небольшую, но болезненную операцию, — скажем, противотуберкулезную прививку или вскрытие подошвы копыта для удаления гноя. Для этого следует…
Размеренная речь Змейка делалась все монотоннее, черные глаза его явили бездонную глубину. Гвидион почувствовал, что завис между здесь и тут, и, не меняя позы, перестал ощущать себя. «Спасибо Змейку, — подумал он, — а то нога с утра болела».
— Это не называется усыпить, но обратите внимание, — продолжал Змейк, — из всех звуков вы слышите сейчас только мой голос.