МакКольм отметил, что профессор Финтан, проходя мимо, покосился на него.
— …твой азурит украла обезьяна и уволокла на крышу. Оттуда она скалилась, показывала рожи…, — продолжал МакКольм, размышляя, что это за выражение было на лице Финтана. — Но у обезьяны отобрал его швейцарский натуралист, который фотографировал с этой крыши виды. Азурит поехал в Европу.
Еще некоторое время МакКольм разливался соловьем, глядя в спину удалявшемуся Финтану.
— …Наконец азурит посчастливилось купить тебе в свечной лавочке за тридцать пенсов. Правильно?
— Правильно, — аккуратно выдохнула Крейри, которая во время рассказа Фингалла боялась даже дышать, и ушла, абсолютно осчастливленная, прижимая к груди свой кулончик, как сокровище.
Афарви сидел, так и не переодевшись после репетиции. Китайский шелк струился по нему, стекал с него и укладывался у его ног. К поясу его была подвешена бамбуковая флейта, яшмовая печатка и веер. Он в задумчивости оживлял бумажных бабочек, чему его научил Сюань-цзан, и с помощью дуновенья пускал их с руки лететь под потолок зала, но сам не трогался с места. Через некоторое время подле него возник Сюань-цзан.
— Мой добрый учитель, — сказал Афарви, — я в полном дерьме. Каким, по-вашему, образом могу я продолжать эти занятия и отдаляться от собственной культуры, никуда не приближаясь? Мои одноклассники и так уже часто не понимают, о чем я говорю. Но и в Китае меня никто никогда не примет как своего. Ведь Китай ужасно далеко. Как можно отдать сердце тому, чего никогда не видел? Об этом страшно даже подумать. Как заниматься столь далекими вещами, когда ты родом с этих холмов? Многие друзья уже считают, что я иногда говорю странные вещи. А если еще и Двинвен отвернется от меня, то что же мне тогда — удавиться?..
На многие вопросы Афарви, идущие от ума, Сюань-цзан, бывало, отвечал притчами. Но этот вопрос шел не от ума, а от сердца, и Афарви, внутренне напрягшись, подумал, что если учитель скажет сейчас хоть слово о человеке из царства Сун, который поехал в Юэ торговать шапками, о дружбе ученого с лисом или о черепахе из княжества Лу, или хоть словом упомянет гигантскую птицу Пэн, то он не выдержит и переломит к чертовой матери о колено бамбуковую флейту, которую вертит в руках.
— Кстати, вы знаете, Афарви, что отсюда видно Китай? — внезапно сказал Сюань-цзан.
— Как?.. Не может быть!
— О да, видно, и самым прекрасным образом. Школа как раз расположена на высоком месте, и в хорошую погоду, в ясные дни отсюда видно Китай. Нужно только подняться повыше.
Они с Афарви поднялись на самый верх башни Стражей. Афарви все еще не верил. Они подошли к каменному ограждению площадки и посмотрели на восток.
— Всмотритесь вон туда, вдаль. Что вы видите там, на горизонте?
— Ну…, — неуверенно начал Афарви. — Самое дальнее, что я вижу, — это вон то большое раскидистое одинокое дерево, — совсем далеко, на границе с небом.
— Э нет, смотрите дальше, дальше. Дальше, за ним, вы видите?..
— Это облака.
— Это не облака. Всмотритесь получше.
— А, да, и вправду не облака. Там река, и за рекой церковь. Но это христианская церковь, я вижу купола. Это точно не Китай.
— Правильно, но вы смотрите дальше. Немножко выше поднимите взгляд.
Афарви покорно напряг зрение.
— О Боже!
Еще дальше, за грядой облаков, Афарви увидел горы с белыми снежными вершинами, и эти горы уж точно не могли быть нигде, кроме как в Китае. То, что он принимал за очередные облака, были ледники. Ниже по склонам гор лепился или город, или монастырь совершенно китайской архитектуры, с пагодами, обнесенный стенами. Все горы были обстроены ярус за ярусом красными пагодами, воротами и кумирнями. Все это было почти подвешено над облаками, соединялось мостиками, украшалось садами и было далеко-далеко. Нужно было очень сильно всматриваться, чтобы это разглядеть. Почему-то тот факт, что Китай в самом деле, без обмана, видно было из школы, совершенно успокоил Афарви насчет всего остального, что терзало его душу. Возможно, это делало Китай ближе. Афарви проморгал слезы, набежавшие от всматривания вдаль, и спланировал способом Ле-цзы на плиты двора. Сюань-цзан, усмехаясь, встряхнул рукавами и отправился нарушать послеобеденный сон Мерлина.
В середине марта, когда дело шло к весне, Мерлин официально разрешил первокурсникам провести одну неделю, как они хотят.
— То есть они все равно провели бы эту неделю, как хотят, я по опыту знаю! — сварливо говорил Мерлин. — Весна всех прямо в негодность какую-то приводит. Так пусть уж лучше не самовольничают, а сделают то же самое, да! — но следуя мудрому распоряжению.
— Да разве ж это весна? — флегматично сказал случившийся рядом Финтан. — Дуб еще не цвел.
Он, впрочем, говорил это каждый год.
Все первокурсники моментально исчезли из поля зрения директора и в основном из школы тоже. Керидвен углубилась в какие-то пещеры и туннели, куда Курои дал ей рекомендательные письма. Часть первого курса рванула в Неаполь, где задушевный друг Моргана-ап-Керрига кардинал Спалланцани обнаружил при раскопках кучу битых ваз, и теперь ему нужны были люди — складывать вазы из черепков. Афарви усвистел вместе с Сюань-цзаном в Китай, на гору Лушань, где прославленный учитель самого Сюань-цзана Ю, пребывавший в то время в воплощении тыквы, приглашал их отдохнуть вместе с ним под звуки циня, складывая парные строки в жанре цы. Ллевелис прибился к группе студентов второго курса, которые ехали с Мак Кархи на практику на Гебридские острова собирать гойдельский фольклор.
Причиной этому странному поступку было следующее: как раз на последней репетиции спектакля произошел скандал. Пытались подобрать шотландскую боевую песню для второй пьесы. МакКольм вовсе не считал это дело проблемой и, прервав пятьдесят пятый фехтовальный поединок и утерев пот со своей безалаберной физиономии, в один присест спел штук десять совершенно устрашающих песен, любая из которых, по его мнению, прекрасно подходила к пьесе и отражала шотландский горский дух отличнейшим образом.
— Да вы что! — вскричал Ллевелис, услышав эти песни. — Это же позднятина! Мы опозоримся с этим перед всем миром!
— Ты что, смотри, какая мелодия древняя, — и оскорбленный Фингалл снова затянул что-то протяжное.
— Мелодия древняя, а слова-то? «Бесстрашный МакГрегор в минуту собрал станковый свой пулемет»?
— Хорошо, вот тебе древняя, — скрипнув зубами, сказал Фингалл и с яростной сосредоточенностью спел песню, слова которой он выговаривал с заметным трудом, настолько они были допотопны.
— И здесь пищаль, — сказал неумолимый Ллевелис.
— Ну, пищаль — это ж не глобализация всей Европы, — рассудительно сказал Дилан, забыв, что здесь же присутствует Мак Кархи, который как-никак ведет ПВ и «глобализацию всей Европы» может ему при случае припомнить.
После этого Ллевелис вскочил и со сверкающими глазами и раскрасневшимся лицом поклялся, что найдет такую песню, которая относится ко времени действия пьесы. «Восходит ко времени действия пьесы», — осмотрительно поправился он, но и после этого на лицах окружающих не проявилось ничего, кроме глубокого скепсиса.
И вот теперь, чтобы оправдать свою клятву и спасти постановку, Ллевелис напросился в поездку со второкурсниками, у которых гойдельский фольклор шел как отдельный предмет. Гвидион в последний момент тоже присоединился к группе, отправлявшейся на Гебридские острова, потому что он слышал, будто на Гебридских островах так много овец, что под ними не видно земли.
В лондонском Министерстве разбирали планы уроков преподавателей школы в Кармартене. Контракты также не избежали этой участи. Для этого все разложили на большом, очень длинном столе. Стол обсели сотрудники Министерства, в основном знакомые с проблемой не понаслышке.
Среди папирусов здесь встречались и дощечки, и глиняные таблички, однако языком всех возмутительных цидулек был безупречный английский. Контракт Курои, сына Дайре, содержал пометку, что это нотариально заверенный перевод с архаического древнеирландского. К связке бамбуковых дощечек прицеплен был за шнурок, чтобы не потерялся, весь исписанный панцирь черепахи, — на черепахе было начало текста, а на дощечках — продолжение. Обожженные глиняные таблички были увязаны в стопку и стянуты ремешком из верблюжачьей шкуры. Пергаменты с сургучными печатями выглядели среди всего этого наиболее реалистично. Curriculum vitae Мак Кархи, распечатанный на принтере через 1 интервал на листе формата А4, смотрелись достаточно чужеродно.