Зигфрид долго возился с каменной дверцей, вполголоса ей что-то объясняя и проклиная при этом не свою непредусмотрительность, но напротив — свою предусмотрительность. Мак Кехт стоял, низко опустив голову, и что-то себе думал. Наконец, когда Зигфрид вспомнил тринадцатый пароль, они шагнули за дверь, прошли коридор и подошли к терявшейся в высоте готической двери с выпуклыми фигурами людей и зверей. За готической дверью оказалась поразительной красоты страна, раскинувшаяся под летним небом. Вдаль уходили холмы, покрытые звенящим золотистым вереском, от пения пчел, запаха меда и звона тишины Гвидион совершенно потерял дар речи. В небе кувыркался жаворонок. Тропинка уходила в холмы.
Они шли минут двадцать, пока не поднялись на гребень близлежащего холма. Открылись более далекие горизонты.
— Замрите здесь, дальше ходить не надо. Постойте полчаса, я спущусь и разбужу Гензеля, — нервно сказал Зигфрид, машинально опуская правую руку на левое бедро, где отсутствовал меч.
Мак Кехт, Аирмед и Гвидион стояли цепочкой на гребне холма вполне неподвижно. Аирмед взяла обоих своих спутников за руки. Над колыханьем трав, над тихим, упорным звоном пчел взмыл ястреб, и ветер принес откуда-то запах хвои реликтовых красных сосен.
Из пещеры выполз громадный, как грозовая туча, угольно-черный дракон, некоторое время злобно присматривался к ним, после чего перевернулся и улегся на спину, лапами кверху.
— Ну вот, — облегченно вздохнула Аирмед. — Чувствую, что профилактический осмотр туши состоится. А я уже думала, не придется ли брать ноги в руки.
И она, насвистывая и напевая, первая зигзагами сбежала с холма.
— Гвидион, пройдите вдоль хвоста, пожалуйста, — деловито распорядился Мак Кехт. — Проверяйте: острота шипов должна быть такая, чтобы при обычном прикосновении у вас выступала капля крови. Если где-то шип затупился, запомните, какой это по счету позвонок. Хвостовые позвонки нумеруются от копчика. И молоточек возьмите. При простукивании броня должна звенеть, как металл. Если где-то размягчение, обведите мелом, потом мне покажете. Нужно будет лечить.
Сам Мак Кехт тоже взял молоточек и полез в пасть простукивать зубы. Стоя на языке и придерживаясь за один из клыков, он осматривал соседний с ним зуб.
— Отец, — сказала Аирмед, — я очень рада за вас с Рианнон. Доктор Рианнон — чудесная пара для тебя. Она тебя обожает.
Мак Кехт от неожиданности поскользнулся и соскользнул под язык. Там он с трудом выпрямился, закатал рукав и долго шарил в озерце драконьей слюны, чтобы отыскать молоток.
— Займись лучше пальпацией внутренних органов, — пробормотал он смущенно.
— Я серьезно, — сказала Аирмед. — Точно уже нужно отстирывать пятна, пора. Ради Рианнон, я думаю, стоит.
— Многие из моих коллег говорили мне, что эти пятна… навевают меланхолию, — тихо согласился Мак Кехт. — Я подойду к Рианнон, только расставшись с этими печалями прошлого, или не подойду вовсе.
— Решено, — сказала Аирмед, похлопывая дракона по жировой складке на брюхе. — Знаешь, Рианнон тебя любит, и на твоем месте… уж я бы не пожалела стирального порошка.
Гвидион дошел до конца хвоста и вернулся с исколотыми пальцами.
— Совершенно здоров, — сказал он. — Нигде ничего. Хвост как железный.
Через три часа Мак Кехт подозвал Зигфрида.
— Для своего возраста дракон в отличной форме, — сказал он, убирая стетоскоп.
— Диан, — с неожиданным нежным беспокойством погладив идолище по ближайшей лапе, сказал Зигфрид, — он… взлетает с трудом.
Аирмед расхохоталась.
— А вы бы его еще сильнее откармливали, — улыбнулся Мак Кехт.
…По пути назад в школу Гвидион шел рядом с заметно повеселевшим и разговорчивым Вёльсунгом.
— О-о, Гензель старый, подслеповатый, злобный. Никого к себе не подпускает. Никого не признает, кроме тех троих врачей, что лечили его когда-то давно. Вели, так сказать, с детства. Причем поодиночке их он тоже не признает. Ему надо только, чтобы они были все трое вместе. Вот тогда он подставляет свое брюхо для осмотра. Зрительный образ у него должен совпасть, видите ли. Тысячу лет не могли ему организовать осмотр, этому гаду.
Зигфрид, видимо, хотел сказать «рептилии», но перепутал слово.