— Что вызывает восхищение? — переспросил Лливарх у Афарви.
— Тело, corpus, — прошептал тот.
— Corpus в данном случае — структура произведения, — цыкнул на них Орбилий.
— Она искусна в чем-то, — озадаченно сказала Крейри. — Особенно искусна в чем-то.
— В художественной метафоре, — внушительно проговорил учитель, бледнея.
— За что он ее ухватил? — шепотом переспросил Гвидион.
— Не за что, а ухватил глубинный смысл, самую суть мысли Вергилия, — сказал Орбилий, в раздумье беря в руку затычку.
Август с большим восхищением отзывался о предмете описания, Поллион, однако, был полон скепсиса и осторожно заметил, что «в наш прагматичный век требуются иные формы».
— Азиний стоит за приоритет исторических и документальных жанров перед поэтическими, — пояснил Орбилий.
— Мой Тит услаждает меня не хуже… — начал Азиний.
— Очевидно, он имеет в виду знаменитого историка Тита Ливия, — быстро сказал Орбилий и загнал пробку обратно в кувшин.
— А между ними что-нибудь было? — простодушно спросила Двинвен.
— Между ними ничего не было! — заверил Орбилий, дав, наконец, волю своему возмущению. — И не могло быть! А весь логос в том, что вам, бездельникам, нужно заучивать не только основные значения слов, но и множество переносных! Латынь — чрезвычайно образный, развитый и богатый язык… с обилием переносных значений! Когда вы будете готовы воспринимать истинно изящную дискуссию… — тут Орбилий утер пот со лба и откатил кувшин подальше в угол, — тогда и получите от меня хоть что-нибудь хорошее. А пока — беседы собачника Фульвия с торговцем ослятиной на углу у общественных бань! Dixi!
И учитель отвернулся, надевая сандалии и выбирая в углу трость потяжелее.
— Пойду изловлю того негодника, что подсунул мне этот сосуд, — бормотал Орбилий себе под нос. — Чувствую, что тут подрастает какой-то будущий Гораций Флакк!..
— В каком смысле будущий Гораций Флакк? — тихонько спросил Гвидион на лестнице.
— В том смысле, что Гораций тоже изводил Орбилия, — предположил Ллевелис.
Когда они миновали несколько витков лестницы, Гвидион неуверенно сказал:
— А может, они и вправду говорили о литературе?
На последнем занятии в начале июня, когда Гвидион притащился к Тарквинию Змейку на самый верх башни, изнемогая от жары, Змейк встретил его на пороге своего кабинета и сказал:
— Пойдемте. Возьмите из кабинета сыворотки, шприцы, вакцины, берите все свои инструменты и спускайтесь за мной.
Гвидион, недоумевая, последовал за Змейком снова вниз, стараясь не наступать на его мантию, которая мела по ступеням. Змейк привел его на конюшню, и Гвидион чуть не ахнул от радости: в загончике рядом с тем, где жил пони Мерлина, топталась овца. Это была самая настоящая овца с Гебридских островов — белая с черной мордой. Змейк обернулся к Гвидиону и сказал:
— Располагайтесь.
Гвидион поставил на пол и раскрыл свою медицинскую сумку.
— Вот вам овца. Она совершенно здорова. Заразите ее одной из трех тяжелых болезней, которые мы с вами успели изучить, и вылечите в порядке заключительного годового экзамена. Приступайте. Я вернусь через три часа и проверю, в какой стадии заболевание.
И Змейк повернулся уходить. Овца заблеяла.
— Жарко тут, — сказала она простодушно. Она не поняла слов Змейка.
Гвидион глубоко вдохнул и удержал Змейка за рукав. Когда он взглянул Змейку в лицо, у него вяло мелькнула в голове фольклорная формула «тут мне и конец пришел». Но, не выпуская рукава Змейка и забыв прибавить обращение «учитель», он сказал:
— Я не могу заразить здоровое животное для того, чтобы сдать экзамен. Это ничтожная цель.
— А для чего вы могли бы это сделать? — спросил Змейк.
У Гвидиона мелькнуло что-то вроде «ради обусловленного жесткой необходимостью научного эксперимента, который нельзя провести иным способом», но в это время овца тряхнула ушами и еще что-то проблеяла, Гвидион случайно представил себе ее ягненком и ответил:
— Ни для чего.
— Ради обусловленного жесткой необходимостью научного эксперимента, который нельзя провести иным способом, — сухо скорректировал его Змейк. — Идите. Шестьсот восемьдесят девять.
Это был высший балл.
— Если вы будете каждый раз задавать мне столько вопросов по самым сокровенным областям знания, Афарви, то рано или поздно вы уподобитесь великому императору Юань-ди, — решительно сказал Сюань-цзан, поднимаясь с земли и сворачивая свою бамбуковую циновку.