Блаженный Иероним так истолковал эту Притчу о горчичном зерне: «Другие понимают (под зерном горчичным – О. С.) самого человека, сеющего на поле своем, то есть в себе самом и в сердце своем. Кто есть тот, который сеет, как не наши дух и чувство, которые, принимая семя проповеди и согревая посеянное влагой веры, дают ему силу пустить росток на поле груди своей».
Прекрасное и очень теплое, сердечное истолкование! Действительно: мы призваны именно охранять и возделывать свои внутренний мир, возвышая и совершенствуя его в Боге и с Богом. Сказано: «И взял Господь Бог человека, [которого создал,] и поселил его в саду Едемском, чтобы возделывать его и хранить его» (Быт. 2, 15).
То есть, когда после Исповеди мы причащаемся Святых Таин – Тела и Крови Господа Иисуса Христа, Рай сладости обретается внутри нас, и с этого момента мы именно должны оберегать и возделывать его.
Каждый христианин, усердно подготовившись к Святому Причастию, после принятия Святых Даров переживает именно состояние подлинной святости. Ибо святыня и предлагается нам как: «святая – святым». Здесь, и только здесь, мы переживаем реально встречу с Господом Славы; и никаким субъективным, личным переживанием невозможно осуществить подобное приближение к Богу. Подобное приближение к Богу, минуя евхаристическую Чашу, не ставя евхаристическую жизнь, в центр духовного делания, присуще протестантам, а более – неопротестантам.
Мы, православные, переживаем подлинную святость не на манер пляшущих и кривляющихся на сцене перед микрофоном харизматиков, как это происходит у неопятидесятниках, но, прежде всего, для нас самих литургическая жизнь в Церкви становится и реально является средоточием духовной жизни.
Сектант же ставит во главу угла не литургический, соборный опыт богообщения, но свой субъективный и глубоко индивидуальный, псевдодуховный опыт личного, а значит и субъективного, переживания. Сектант, проповедуя так называемое «личное спасение», в действительности проявляет именно религиозный эгоизм. Таким образом, он и оказывается за порогом Церкви, где нет места личному, эгоистическому самолюбованию, но царит любовь к Богу и ближнему (в том числе, и к заблудшему).
Но печальное отличие наше от подлинных святых и заключается в том, что мы не можем последовательно и долго пребывать в этом блаженном состоянии. И некоторые, еще не выйдя за церковный порог, уже начинают терять и растрачивать сию благодать.
Самый сильный удар по отношению к святости и благодати – это отсутствие любви в наших сердцах. И когда подобное находит место в нашей жизни, мы духовно как бы обесточиваемся. Ибо Любовь и есть источник подлинной святости. Сказано: «…любовь Божия излилась в сердца наши Духом Святым, данным нам» (Рим. 5, 5). То есть любовь и есть истинный дар святости. И в этом смысле Любовь Божия раскрывается для нас, когда мы евхаристически переживаем значение Голгофских страданий Сына Божия как высшее проявление Любви Бога к роду человеческому. Сказано: «Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную» (Ин. 3, 16).
Но так как любовь есть именно обоюдное чувство, то Любовь Божия должна найти отклик и в нашей душе. И нашим ответом на Любовь Божию должно стать желание исполнить волю Бога в своей собственной жизни, то есть стремление исполнить Божий Закон. Как и сказано: «Кто говорит: „я познал Его“, но заповедей Его не соблюдает, тот лжец, и нет в нем истины; а кто соблюдает слово Его, в том истинно любовь Божия совершилась: из сего узнаем, что мы в Нем» (1 Ин. 2, 4-5).
Слова: «в том истинно любовь Божия совершилась» означают, что совершение любви в жизни человека и осуществляется, когда он стремится исполнить волю Возлюбившего его, волю Возлюбленного (то есть Его Святой Закон). В противном случае Любовь Божия еще не совершилась в жизни человека, он только пользуется Божиим милосердием, которым только и может жить кающийся грешник. Совершение Любви Божией в его жизни осуществится только тогда, когда он ответит на нее согласием не грешить, то есть исполнять святые Божии Заповеди.