Так или иначе, но нам надо проверить еще два адреса. Обо мне никакой информации так и не обнаружилось. Стараюсь не принимать это близко к сердцу.
— Тотал, подожди, — я отстраняю нашего говорящего пса, чтобы натянуть новую куртку. У нее на спине два больших потайных разреза для крыльев, и меня разбирает любопытство, где Анна ее раздобыла. Ни за что бы не подумала, что кто-то уже открыл магазин готовой одежды для мутантов. Тотал продолжает подпрыгивать, изо всех сил стараясь забраться мне на руки, только бы мы его не оставили дома.
— Тотал, может быть, ты лучше здесь дом посторожишь?
Он встал как вкопанный и обиженно поджал хвост:
— Избавиться от меня хочешь?
— Не говори, пожалуйста, глупостей, Тотальчик, — обнимает его подоспевшая мне на выручку Ангел. — Макс просто хочет сказать, что лучше тебя сторожа и защитника нам не сыскать. Ты и смелый, и бдительный, и сильный. И зубы у тебя вон какие большущие и острые.
«Давай, давай, утешай его, — бурчу я про себя. — Нет, чтобы по-честному сказать, ты собака, значит, тебе не летать, а дом сторожить положено».
Тотал сел с таким же упрямым видом, какой бывает у Газмана, когда тот здорово на своем упрется:
— Нет, дома не останусь, хоть режьте. Я с вами. И все тут.
Клык незаметно подмигивает мне, и я тяжело вздыхаю.
— Так и быть.
Тотал одним прыжком взвивается ко мне на плечо и сползает оттуда через ворот под куртку. По щеке у меня проходится его шершавый язык. Даже если это он в благодарность, надо будет поговорить с ним о приемлемых способах ее выражения. Потом, когда вернемся.
Через пять минут мы уже в воздухе и держим путь к югу, на Вашингтон.
Сияющие в ночной темноте восьмифутовые белоснежные крылья Ангела похожи на голубиные.
— Ангел, давай поговорим. — Я пристраиваюсь рядом с ней, чтобы нам было удобнее. — Ты что-нибудь от Анны услышала? Уловила что-нибудь, что она от нас скрывает?
— Нет, не уловила. Мне кажется, что никаких особенных тайных мыслей у нее нет. Если я что просекаю, так то, что она работает на ФБР, но это мы от нее самой знаем. Она о нас беспокоится, и ей хочется, чтобы нам было хорошо. Вроде мы и сами это видим. А еще она думает, что мальчишки — страшные неряхи.
— Я вообще слепой, — Игги всегда все слышит. Никаких от него девичьих секретов никогда нет. — И как, скажите на милость, мне за чистоту бороться?
— Да уж, конечно, ты у нас такой слепенький инвалид, что ни бомбу сделать не можешь, ни в Монопольку отродясь не выигрывал. Готовить опять же тебе не по силам. Чего ты у нас еще делать не можешь? Вспомнила, ты не можешь различить нас, едва прикоснувшись к нашим крыльям.
Газзи хихикает рядом с Игги, а тот, надувшись, замолкает.
Я снова поворачиваюсь к Ангелу:
— Подумай, может быть, все-таки что-нибудь еще вспомнишь?
— Есть одна вещь, которую она нам не говорит. Но я не знаю, что это. И не только я не знаю. Она сама не очень понимает, что это такое. Просто что-то должно случиться.
Я напрягаюсь:
— Случиться что? Она собирается нас белохалатникам сдать?
— Я не уверена, что она про них что-нибудь толком знает. — Ангел говорит так задумчиво, как будто размышляет вслух. — Не похоже даже, что это точно что-нибудь плохое. Она как будто собирается с нами в цирк пойти. Или что-то в этом роде.
— Ну уж цирк — это совершенное излишество, — буркает себе под нос Клык.
— Так-так. Слушайте. Мы здесь совсем расслабились. Оно, конечно, не мудрено. Но давайте-ка держать ухо востро.
Тут, ни к селу ни к городу, голос подает Тотал:
— Мне холодно.
Прищурившись на него, я раздражаюсь:
— Сам напросился. Терпи. И вообще, у кого из нас лохматая шкура?
— На такой высоте температура здорово понизилась.
Ангел снимает с себя курточку:
— На, мне не холодно. Когда летишь, всегда жарко.
Накручивая на себя новый слой одежки, Тотал заелозил у меня за пазухой.
— Так-то лучше будет, — высунул он голову. — Спасибо.
— Эй, кончайте разговорчики, снижаемся, — Клык показывает вниз. — Первый адрес прямо под нами. Занавес поднимается. Представление начинается.
— Может, ее отец был парикмахером? — с надеждой спрашивает Надж.
Украдкой бросаю взгляд на Клыка. В институтском файле этот адрес — ближайший к его имени, а значит, по этому адресу, возможно, жила его мама. Отказавшаяся от него мать-одиночка, девочка-подросток. Но, как и по первым двум адресам, нас и здесь ждал полный провал. Ничего похожего на жилье здесь нет. Нужный нам дом — это одноэтажный домик мужской парикмахерской задавлен громадой офисного блока.