Гнев и отчаяние искажают его лицо. Он наклоняется, поднимает кусок асфальта и, размахнувшись, запускает им в витрину. Стекло разбивается вдребезги. И тут же взревела сирена сигнализации.
— Ребята, врассыпную! — командует Клык.
Ангел, Надж и Газман поднимаются в воздух. Тотал прыгает ко мне в куртку, и я наглухо застегиваю молнию.
— Игги, за мной!
Услышав его упрямое «нет», останавливаюсь на полном ходу.
— Спятил, что ли? Сирена!
— Сам знаю, что сирена. Я слепой, а не глухой. Мне плевать! Пусть меня повяжут, загребут, куда надо. Нас… мне на это с высокого дерева.
И, к моему ужасу, он садится на поребрик. Полицейские машины, между тем, завывают уже в соседнем квартале.
— Игги, бежим, поздно будет! — торопит Клык.
— Беги не беги, все равно… — и он уронил голову в колени.
Перебрасываю Тотала Клыку. Пес визжит, а я отдаю приказ:
— Клык, немедленно домой и уведи ребят.
Он взлетает, но я вижу, что стая, отлетев футов на сто, зависла в воздухе. Сирены все ближе.
Наклоняюсь к Игги:
— Послушай, Игги. Я все понимаю. Понимаю, как ты сегодняшним провалом расстроен. Мне самой хреново от того, что ты слепой. Я помню тебя зрячим, и мне не представить, что значит перестать видеть. Мне плохо от того, что мы мутанты, а не нормальные люди. Мне плохо от того, что у нас нет родителей. Мне плохо от того, что за нами вечно охотятся ирейзеры и что мы живем в вечной опасности. От того, что всякое г… хочет нас уничтожить.
Но если ты решил, что я дам тебе разнюниться и сдаться, тебе придется хорошенько подумать. Да, ты слепой мутант-урод. Но ты МОЙ слепой мутант-урод. И ты сейчас немедленно полетишь со мной, со всеми вместе. Сейчас же. Потому что иначе я буду пороть тебя по твоей тощей заднице. С этого момента и до середины следующей недели.
Игги поднял голову. Отблески мигалок напоминают мне, что времени на убеждения у меня больше нет.
— Игги, ты нужен мне. Я люблю тебя. Вы все мне нужны, все до единого. Если даже одного из вас рядом нет, мне не жизнь. А теперь поднимайся, пока я тебя не убила собственными руками.
Он поднимается на ноги:
— Ну, коли так…
Хватаю его за руку, мы стремглав несемся на задворки магазинов и, взяв разбег на стоянке, взмываем в ночное небо. Уже с высоты видим, как к китайско-корейской лавчонке подкатили две полицейские тачки.
Развернувшись, летим к дому Анны. И всю дорогу я слежу, чтобы на каждом взмахе мое крыло касалось крыла Игги.
— Мы — твоя семья, — говорю я ему. — Мы твоя семья навсегда!
— Я знаю, — откликается он и утирает рукавом слепые глаза.
— Что вы отстаете, давайте быстрее, — пищит у меня из-за пазухи Тотал.
— Это что? — спрашиваю я, не подумав. — Я имею в виду, пахнет вкусно, выглядит здорово. Я села за стол и подставила ей свою тарелку. — Это брокколи?
Анна накладывает мне какую-то тушеную бурду. В ней можно отыскать горошек, что-то похожее на морковку и коричневые куски, отдаленно напоминающие мясо. Беру вилку и делаю вежливую физиономию.
— Спасибо.
— Вижу-вижу, меня не обманешь, — она хитро смотрит на меня. — По крайней мере, тут на целую армию хватит. Я учусь, правда.
— Вкусно, вкусно, — уверяю я ее, теперь уже с набитым ртом. — Пальчики оближешь.
Клык передал Игги тарелку и постучал по столу рядом с его вилкой. Иг безошибочно ее находит и принимается есть. С прошлой ночи я все время за ним присматриваю. Но он вроде вошел в норму. По крайней мере, ничего не взорвал и ничего не поджег.
Тарелки у всех уже чистые. По второму разу. Мы слишком часто голодали, так что нам теперь не до разносолов.
В довершение картинки американской домашней идиллии Анна приносит яблочный пирог.
— Ужасно люблю яблочные пироги, — радуется Надж.
— Что, только один? — Газзи явно мысленно уже его разделил и явно сильно обеспокоен.
Анна приносит второй пирог:
— Я же говорю, что я понятливая и учусь быстро.
— Йесс! — Газзи предвкушает вторую порцию.
— Ребята, мне надо с вами поговорить. — Анна раздает пирог и переходит на серьезный тон. — Устроим семейный совет.
Стираю с лица всякое выражение. О какой-такой семье она заговорила?
— Вы все отлично здесь адаптировались. Много лучше, чем я думала. И мне с вами тоже очень хорошо. Я даже представить себе не могла, что мне с вами так здорово будет.
У меня возникают нехорошие подозрения. «Только вздумай сейчас сказать, что ты нас хочешь усыновить. Только не это», — думаю я. Ума не приложу, что я буду делать, если это произойдет.