Возмущённый голос Кеши, вырвал Григория из раздумий.
- И что же ты такого услышал?
- Они обсуждали, как и когда тебя убить.
-Даже так?
- Да. Екатерина Сергеевна, говорила, что в ближайшее время, она желает отравить тебя и твою Ольгу. Поэтому, Ваня должен поспешить со сбором нужных трав. Но и то, что, и мне не жить тоже обсуждали. Я якобы, твой цепной пёс, который будет мстить за своего хозяина. Также, она, в случае успеха их какой-то револ-луцы-ы обещала, что Иван, если никому раньше времени не проболтается, то будет жить так хорошо, что все станут ему завидовать. Ну, этот охотник и подтвердил, что у него всё почти готово, отвар, чтоб набрал нужные свойства, должен настояться ещё пару дней. Зато, после этого, будет достаточно добавить в еду несколько капель.
- А мы сможем их отравить их же ядом?
- Да. Но для начала, нам нужно найти, где они его прячут. Да и если судить по тому, что яд настаивается. То наша смерть будет мучительной и весьма характерной для отравления именно травяным настоем. Этого, ни от кого не скроишь.
- А самое главное, - понизив голос, произнёс Гриша, - мы не знаем, когда в нашу еду будет добавлена эта мерзость. Поэтому медлить нельзя. Значит так. Сейчас мы, если сможем, подстрелим одного бычка. Пока я буду его свежевать, ты позовёшь туда Катьку. Скажи, что нам срочно нужен её совет.
Уин, соглашаясь, кивал. Но вот его взгляд, Григорию не понравился. Были в нём оттенки разочарования, и страх, и уныние. Поэтому. Акимов, догадываясь, что может быть этому причиной, постарался сгладить негативный эффект Катькиных интриг.
- Кеша, я понимаю, что ты ни как не можешь взять в толк, как мы можем так мерзко поступать со своими же соплеменниками. Но это объяснимо. Там, в своём мире, мы даже не подозревали о том что когда либо встретимся, мы жили в разных селениях, которые располагались друг от друга намного дальше, чем вы от тех же Волков. И до того, как мы сюда попали, мы даже не были между собой знакомы. Разве что, я жил вместе с Ольгой, а Катя со своим сыном. Но не это главное. Я, Оля и твоя Вика, мы поняли, что нам жизненно необходимо сплотиться, и жить как единый, сплочённый род, а вот мадам Домбровская, нет. Ты, наверное, видел, сколь долго я пытался достучаться до её благоразумия. Да видимо, сделать это невозможно. Так что, настала пора решать эту проблему радикально. ...
Как это ни странно, но, даже после такого нелёгкого разговора, принёсшего сильные душевные переживания, охота прошла удачно, но Григорию, она, никакого душевного удовлетворения не принесла. Нет, он в паре с Кешей, сумел незаметно подкрасться к стаду. Пусть животные, постоянно принюхивались, прислушивались, но охотников, они не заметили. Так и продолжали пастись, мирно поедая молодую траву. Пользуясь тем, что он до сих пор не замечен, Акимов, неспешно пристроил свою винтовку в "вилку‟ раздвоенного ствола какого-то кривого деревца, выбрал весьма крупного, молодого самца, тщательно прицелился и .... Грянул винтовочный выстрел. Всё животные одновременно вздрогнули, и, не смотря на то, что ещё небыли знакомы с источником столь резкого звука, испугались, и помчались прочь. Бежали все, кроме смертельно раненого быка. Он упал, беспомощно сучил ногами, копая ими землю, вот только подняться у него не получалось. Пришлось его добивать ещё одним выстрелом, чтоб умирающее животное не мучилось.
Казалось, что ещё нужно для того чтоб почувствовать себя счастливым, да больше нечего. Удалось незаметно подобраться на расстояние прямого выстрела, не пришлось бегать за подранком. А настроение у обоих охотников, по-прежнему было скверным. Поэтому, когда подошли к туше дикого быка, первыми словами Кеши было не поздравление, а нерадостное бормотание:
- Гриша. Ну, значит это, я пошёл. Позову сюда Катю. А ты, пока добычу освежуй.
- Ага. Иди.
- Угу. Жди.
Неловкие, выдавленные через не хочу слова, так и не стали полноценным диалогом. А ещё, через несколько секунд, Уин развернулся, и неспешно потрусил назад, в направлении селения. А Гриша, проводив взглядом удаляющегося друга, принялся править кромку своего ножа. Туша убитого животного большая, лезвие будет тупиться, и точить клинок придётся не единожды. Так что лучше заранее позаботиться об остроте клинка.
Акимов успел снять шкуру, выпотрошить тушу и почти отделил заднюю ногу, когда услышал ставший таким ненавистным голос Домбровской:
- Гриша, я рада, что ты добыл столько свежатины. Вот только меня, звать было незачем. Таскать я ничего не буду. Здесь вам нужна грубая, мужская сила. А я, если и помогу, то только мудрым советом, или доброй улыбкой.
- Так твоя сила, или совет здесь и не понадобятся. - ответил Акимов, прервав своё занятие, и наскоро вытирая руки пучком подобранной травы.
- А тогда, зачем звал?
Григорию, еле сдерживающему свои эмоции, не хотелось снова вступать в бесполезные дебаты, пытаться призвать эту женщину к совести, или "достучаться‟ к её глухому разуму. Всё эти попытки уже были и не принесли никакого результата. Он понимал, что проблему под именем Екатерина, можно решить только "хирургическим‟ способом - вырезать смертельно опасную "опухоль‟. Поэтому, подымаясь с присядок, он просто сказал:
- Прости Катя, но ты сама виновата. Я тебя предупреждал.
- Да ты что?! Ты всё не так по...!
Испуганный голос женщины, понявшей, зачем её сюда позвали, резко смолк. Это Григорий, подойдя вплотную, с силой вогнал свой нож в её сердце. Она смолкла, почувствовав в груди острую боль, недоумевающе посмотрела на Акимова, затем её взгляд переместился на окровавленный ножик, которым тот недавно разделывали добычу. Затем её руки, медленно потянулись к груди, на которой быстро разрасталось кровавое пятно. Но. На полпути они замерли. После чего глаза Домбровской "затуманились‟ и она, пошатнувшись, безвольной куклой упала на землю.
Акимов, приводя свой приговор в исполнение, мог выстрелить из своего ТТ, или приказать Уину выполнить роль палача. Но он решил, раз нашёл в себе силы приговорить человека к смерти, то казнить его должен сам, собственноручно. И сделать это так, как только что сделал, смотря глаза в глаза. И вот, всё свершилось. Катино тело лежит, и его неестественная поза и остекленевшие глаза, красноречиво говорит о том, что она мертва. А перед мысленным взором Григория, всё ещё стоял её угасающий взгляд. Тошно. Те аборигены, которые были убиты в бою, так не воспринимались, он их не знал, не ел с ними из одного котла, не делил первые, самые трудные невзгоды, не радовался успехам. ...
И всё же. Для самобичевания и прочих душевных терзаний, времени не было. Дальнейшие события развивались по неожиданному сценарию, на который нельзя было повлиять. Сухо щёлкнул пистолетный выстрел, за ним второй, третий. Сливаясь с ними, послышался надломленный, безумный, можно сказать, не человеческий крик: "А-а-а! Гады-ы! А-а-а! Убью-у-у!‟ - Это примерно с того же места, откуда не так давно, Акимов стрелял по мирно пасущемуся быку, бежал Вениамин. Его бледное лицо исказила безумная гримаса ненависти, рот был перекошен в душераздирающем крике, волосы всклокочены. Подросток бежал и стрелял, вырывающиеся из ствола его револьвера пули, для бегущего человека, летели на удивление точно. Они, мерзко посвистывая, пролетали в опасной близости, двое мужчин, стоявших возле его убитой матери, даже не шелохнулись и к их счастью, ни одна смертоносная летунья, так и не попала в цель.
Все патроны были израсходованы, а мальчишка всё продолжал нажимать на спусковой крючок. И когда он подбежал достаточно близко к убийцам его мамы. Уин, выверенным, внешне небрежным движением метнул свой каменный топорик. Он, с неприятным шелестящим звуком, совершил полный оборот, воткнулся подростку в лоб - опрокинув и этим, прервав его безумный забег.
- Зачем? - глухо спросил Гриша, с ужасом смотря на упавшее и бьющееся в конвульсиях тело подростка.
- Он нам не простит смерть своей матери. Никогда.
- Да-а-а. Дела. Получается, мы, только что, извели всю семью, под корень. Прервали весь их род.