И надо сказать, Шокин и Яснев неплохо справились с осуществлением своего плана. Хотя не сразу и не во всем. Активизировались первичные парторганизации, окрепла дисциплина, поднялась ответственность людей за выполнение планов, особенно заказов фронта. Промышленность района пошла в гору, улучшилось культурно-бытовое обслуживание трудящихся. На одном из заседаний бюро горкома мы похвалили райком. Товарищи, ободренные первыми успехами, стали работать еще лучше.
После решения ЦК партии крепко взялись за перестройку работы и в Ленинском районе, где была сосредоточена машиностроительная промышленность, железнодорожный узел. Первым секретарем Ленинского райкома работал Яков Иванович Лебедев, член партии с 1917 года, в прошлом рабочий-стеклодув, участник гражданской войны. Это был вечный хлопотун. Когда бы ни позвонил ему, когда бы ни зашел в райком — Якова Ивановича нет. То он на «Торфмаше», то на железнодорожном узле, то еще где-нибудь. Аппарат райкома был воспитан в том же духе: на месте сидело не более двух-трех человек. Остальные — на предприятиях. В райисполкоме — то же. Председателем исполкома Ленинского райсовета была Анна Семеновна Старостина. Эта немолодая женщина с головой уходила в многочисленные заботы. Каждое дело у нее оказывалось важным и неотложным.
Знакомство со Старостиной, как и с многими другими женщинами Иванова, неизменно вызывало у меня чувство глубокого уважения к нашим самоотверженным труженицам.
Однажды — это было уже после войны, я работал в Москве — по дороге в дальнюю командировку моим соседом по купе оказался немолодой генерал. Невысокий, с коротким ежиком жестких волос, он показался поначалу не в меру шумным. Говорил громко, на месте не сидел ни минуты. И без того тесное купе стало как будто еще меньше. Но деваться было некуда…
Однако уже через полчаса, заинтересовавшись рассказами старого вояки, я отложил книгу. Генерал не просто вспоминал фронтовые эпизоды, сдабривая их немалой толикой восхищения собственной храбростью и находчивостью, как это порой бывает, а высказывал глубоко выношенные мысли и подтверждал их неоспоримыми фактами.
Что же касается излишней шумливости генерала, то она, как выяснилось, шла от многочисленных ранений и контузий. На нем места живого не было. Рассказывал он много, горячился, словно ему постоянно возражали, хотя остальные пассажиры в купе слушали его внимательно, не перебивая.
И больше всего он восхищался советскими женщинами времен Великой Отечественной войны. Помнится, генерал сослался на высказывание одного западногерманского военного мемуариста, который, рассматривая причины поражения гитлеровской армии, писал, что во время подготовки войны с Советским Союзом они учли все, за исключением… женщин.
— «Кто бы мог подумать, что женщины смогут принять на себя такую неимоверно тяжелую ношу, как тыловое хозяйство!» — цитировал немца наш сосед по купе. И продолжал с той же пылкой горячностью: — Конечно, было бы по меньшей мере смехотворно нашу победу в войне приписывать одним женщинам. Но что сила их духа и самоотверженность оказались воистину беспредельными, — в этом нет никакого сомнения…
Я целиком разделял мнение генерала. Вспомнил и героизм севастопольских женщин, и то необычайно суровое, терпеливое мужество, которое проявили ивановские текстилыцицы. Ни горе утраты родных и любимых, ни безмерные лишения — ничто не могло сломить славных патриоток.
Мне рассказывали товарищи о тяжелых днях осени 1941 года, когда немецко-фашистские войска рвались к Москве. Многие семьи ивановцев получали тяжкие вести о гибели отцов, мужей, сыновей.
Тогда в областном драматическом театре собрались на общегородской митинг две тысячи представительниц ивановских женщин: текстильщицы, машиностроители, железнодорожницы, швеи, учителя, врачи, служащие, домохозяйки, студентки… «Сегодня не время для слез! Нам нужна кипучая, беспощадная месть, упорная суровая борьба с врагом до полной победы!» — заявили они в своем обращении ко всем женщинам области.
Когда в дни обороны Севастополя я задумывался над судьбой севастопольских женщин, мне казалось: нет им равных, разве только женщины Ленинграда. Но вот я узнал ивановских женщин, особенно текстильщиц, и понял, что нет предела их душевным силам.