Вот и конец длинной дороге. На фоне темнеющего августовского неба черные силуэты высоких сопок, а у их подножия россыпь огней — Владивосток. За годы войны я уже привык к светомаскировке, и отсутствие затемнения делало для меня город каким-то праздничным. Но я уже знал, что Владивосток жил напряженной жизнью. Да и был ли в те годы всенародной беды такой уголок нашей Родины, где бы все силы не отдавались одному — победе над оголтелым врагом?
Трудящиеся Приморья, Владивостока с первых же дней войны вносили огромный вклад в борьбу с гитлеровской Германией. Десятки тысяч приморцев ушли защищать Родину. Промышленность края, перестроившись на военный лад, снабжала фронт многими видами продукции, трудящиеся города и села собирали для нужд фронта деньги, продовольствие, теплые вещи, слали фронтовикам посылки, сердечные письма.
Владивостокцы работали много и напряженно. Однако нехватка квалифицированной рабочей силы, металла, топлива, сырья сильно сказывалась на работе промышленных предприятий и транспорта.
На пути в крайком партии я приглядывался к людям, рассматривал незнакомый город. От центральной части города, расположившейся на самом берегу бухты Золотой Рог, дома и сады карабкались вверх по сопкам. Там, где берег был свободен от строений, виднелись золотистые ленты пляжей.
Еще в вагоне я прочитал, что знаменитому полярному исследователю Фритьофу Нансену очень понравился вид на город с моря. Он считал, что расположенный на террасах Владивосток вряд ли уступит в этом смысле Неаполю.
С Неаполем я сравнивать не мог. Но вот Севастополь он мне очень и очень напоминал. Благодаря этому Владивосток сразу стал как-то ближе.
Поэт-приморец Григорий Корешов, погибший в боях с фашистскими захватчиками, писал о Владивостоке:
Первого секретаря крайкома партии Николая Михайловича Пегова я в то утро не застал. Незадолго до моего приезда он выехал с отчетным докладом в ЦК партии. Я представился секретарям крайкома Николаю Владимировичу Семину и Николаю Николаевичу Органову.
— Отдохни хорошенько с дороги, — предложил Семин. — До пленума горкома еще два дня.
Но мне уже достаточно наскучило вынужденное ничегонеделанье и не терпелось поближе познакомиться с городом, с его жителями. Попросил председателя горисполкома Владимира Андреевича Молокова быть моим сопровождающим.
— С чего начнем? — с готовностью отозвался он. — В порт или на Дальзавод? И тот и другой, правда, плана не выполняют. Хуже работает разве что городской транспорт…
Странно. Владивосток не казался большим городом. Почему же «узким местом» стал транспорт?
Владимир Андреевич пояснил, что город сильно разбросан, а в трамвайном парке неполадки. Поскольку — трамвай является основным средством передвижения, эти неполадки отражаются на трудовой дисциплине рабочих, служащих, моряков.
За два дня мы побывали на Дальзаводе, в Морском пароходстве, торговом порту, на предприятиях железнодорожного узла и в Главвостокрыбпрома, где работало большинство коммунистов и комсомольцев города.
В торговом порту стояло под разгрузкой и погрузкой множество судов. Порт был оборудован замечательно: мощные краны, лебедки, транспортеры… Оживленным, насыщенным техникой оказался железнодорожный узел. Большие хозяйства имели здесь Морское пароходство, Главвостокрыбпром, Севморпуть.
Когда приехали на Дальзавод, все показалось таким знакомым, будто я снова попал на Севастопольский Морской завод. Вдобавок встретил здесь многих рабочих и инженеров, работавших в канун войны в Севастополе, а потом эвакуированных сюда.
— Не кажется ли тебе, будто снова попал в Севастополь? — точно угадал мои мысли начальник штаба Тихоокеанского флота вице-адмирал Александр Сергеевич Фролов, когда мы с Молоковым зашли к нему.
Александр Сергеевич — мой давний знакомый. Когда-то вместе служили на Черноморском флоте, в дивизионе подводных лодок. Он — командиром, я — старшиной. Перед войной и в самом ее начале Александр Сергеевич был заместителем начальника штаба Черноморского флота, и нам тоже приходилось часто соприкасаться по работе.