Секретарь обкома по промышленности Л. Е. Спектор, наши работники А. А. Сарина и А. А. Петросян, а также командиры управления тыла флота сутками не выходили из штолен, покидая их только для того, чтобы побывать на заводе или в горкоме с новыми требованиями и предложениями.
Приложил тут руки и Саша Багрий со своим комсомольским активом. Они организовали соревнование комсомольско-молодежных бригад на погрузке и разгрузке оборудования. Надя Краевая занялась устройством быта в штольнях, главным образом детского, а молодой коммунист Костя Гармаш, позднее выдвинутый секретарем Корабельного райкома комсомола, — вопросами производства. Много инициативы и находчивости проявили комсомольские вожаки Тася Абрамович и Рая Иванова.
Кажется, сделали все необходимое, чтобы быстрее закончить пуск спецкомбината. Но дело продвигалось медленнее, чем требовала обстановка.
В обеденный перерыв мы приехали в штольни, решили провести здесь митинг. Под землей было мрачно, сыро, тяжело дышалось. Подключили несколько сильных ламп и, сдвинув три-четыре ящика, сделали что-то вроде трибуны. Я говорил с людьми о том, что у меня на душе: в первую очередь о неудовлетворенных нуждах флота, о необходимости ускорить пуск комбината. Рассказал о героической обороне Ленинграда, об отважном политруке Фильченкове и его товарищах, отдавших свою жизнь за Родину…
В передних рядах стоял пожилой рабочий. Он внимательно всех слушал, затем вышел вперед:
— Верно, товарищи, тут говорилось. На фронте наши сыны насмерть с фашистом бьются, а у нас дела туго двигаются. Так ли надо помогать фронту?
Подземный цех наполнился гулом одобрения.
— Я вот что скажу, — продолжал рабочий. — Дадим нашей Коммунистической партии слово, что пустим комбинат на две недели раньше срока.
Его поддержали другие выступавшие. Говорили, что можно поднатужиться и преодолеть трудности, чтобы иметь возможность в полную силу снабжать защитников города вооружением и боеприпасами.
— Что же решим? — спросил я начальника спецкомбината С. Т. Терехова. — Значит, семнадцатого?
— Против народа не пойдешь, — развел он руками. — Будет семнадцатого ноября!
В те дни через линию фронта ушел в тыл врага наш севастопольский партизанский отряд. В нем было больше двухсот человек, в том числе сто сорок коммунистов и комсомольцев. Вскоре поступили сведения, что партизаны успешно ведут бои с противником, выводят из окружения воинские подразделения, доставляют командованию сведения о расположении врага.
Приближалась зима, а в Севастополе еще оставалось много населения, непосредственно не связанного с обороной города. Разместить всех в надежных убежищах не представлялось возможным. К тому же надо было экономить продовольствие, завозить которое с Большой земли становилось все труднее. Поэтому городской комитет обороны принимал энергичные меры к эвакуации возможно большего числа людей, особенно женщин, детей, больных, стариков.
Чуть ли не каждого человека приходилось долго и терпеливо убеждать в необходимости эвакуироваться. Севастопольцы не хотели покидать родной город. Соглашались лишь под напором неотразимых аргументов. Затем надо было снабдить отъезжавших продовольствием, доставить к месту эвакуации, помочь погрузиться на корабль или транспорт.
Улицы и дворы опустели. Встречались лишь одинокие пешеходы, патрули, дежурные. В редкие часы затишья жители спешили перенести в укрытия необходимые вещи. Там обосновывались капитально, с семьями. Устанавливали кровати, переносили матрацы, посуду.
А враг неистовствовал. Севастополь стал самым настоящим фронтовым городом. Нередко бывало так, что на промышленные объекты и жилые кварталы налетов совершалось больше, чем на передовые позиции, и некоторые предприятия находились ближе к передовой, чем воинские части. Все севастопольцы стали фронтовиками, показывавшими образцы мужества.
Когда на одной из береговых батарей не оказалось снарядов, секретарь парторганизации рыболовецкой артели «Рыбацкая коммуна» Котко и председатель артели Евтушенко с риском для жизни организовали доставку боеприпасов на яликах.