Кочерыжка была совершенно одеревеневшая, поперек ее очень трудно было резать, резали ее только вдоль, но обломки от листьев — это настоящая капуста. Варили эту одеревеневшую кочерыжку с обломками листьев — получались настоящие вкусные щи, очень долго мы ими держались…
Мы съездили только два раза, первый раз очень удачно, а вот второй раз чудом уцелели. Немцы подошли уже совсем близко, им видно было, что на этом участке скапливается много людей, пришедших сюда за этим скудным пропитанием. Они начали обстреливать это место плотным и частым огнем, было много убитых и раненых.
Конечно, мы ничего не успели набрать, радовались уже тому, что вернулись домой живыми. Больше мы туда не ездили.
Улицы Ленинграда 1941/42 года. Улицы пустынные, редко встречаются люди. В снежные завалы вмерзли давно уже остановившиеся трамваи и троллейбусы. Света нет, воды нет, канализация не работает. Витрины закрыты деревянными щитами и мешками с песком. Песок в мешки засыпали взрослые женщины и мы, девушки-студентки, нам же приходилось закрывать памятники мешками с песком. Тяжело было. Ребята почти все ушли добровольцами на фронт.
Зима 1941/42 года была очень холодная, доходило до 40 градусов мороза, и очень снежная. Идешь по узким тропам, как по траншее, сугробы выше головы. Один раз, когда я шла на работу, за что-то зацепилась ногой, посмотрела, рука торчит из сугроба. Страшно. Люди умирали на ходу, трупы заносило снегом.
До войны в Ленинграде жили очень скученно. Редко какая семья имела отдельную квартиру. Обычно сколько комнат в квартире, столько и семей. Когда голод, бомбежки, обстрелы и холод стали косить людей, комнаты освобождались, и оставшиеся в живых люди часто объединялись и жили вместе в одной большой комнате, чтобы было теплее, тем более что не все могли обзавестись «буржуйками». Топили «буржуйки» не ради тепла — это была роскошь, топили, чтобы растопить снег или сварить, если было из чего (жмых, столярный клей) клейкую жидкость «суп», или желе из столярного клея. «Буржуйки» топили стульями, табуретками, столами, книгами и вообще всем, что могло гореть. Трубы от этих печечек выводились на улицу через форточки.
Все отходы и нечистоты тоже выливались через форточки из окон освободившихся от жильцов комнат.
Когда с улицы смотришь на дом, видишь такую картину: с подоконников свисают сосульки разных цветов, из окон торчат трубы, многие окна заколочены фанерой или досками. Очень тревожный и мрачный вид. И вот наступил март. Весна. Все стало таять. Представьте только: такой загрязненный город, изможденные люди, сырой холодный воздух. Какая страшная опасность возникновения эпидемий!
Это еще один ни с чем не сравнимый подвиг ленинградцев: не дали вспыхнуть эпидемии. Выходили убирать город все жители Ленинграда, кто мог подняться, убирали от зимних нечистот свои дворы и улицы. Трудно было держать лопату, заступ, о ломе и говорить не приходится. Лом держали два-три человека, чтобы сколоть ледяные глыбы. Эпидемий не было. Умирали от голода, от бомбежек, от холода, от артобстрелов, но не от эпидемий…
Война оказалась правдой
Фрадкин Александр Ефимович
Я родился в 1931 г. в Белоруссии в небольшом городке Старый Быхов, расположенном на правом берегу Днепра. Быхов был родиной моего отца и его предков во многих поколениях.
Дед по отцу был сапожником. Прекрасный специалист и великий труженик, он с раннего утра и до поздней ночи сапожничал в своей крошечной каморке с самокруткой во рту. Только по субботам он не работал — молился, и тогда в доме все ходили на цыпочках и говорили шепотом, дабы, не дай бог, не помешать ему. Как старший из 9 детей, мой отец Ефим Львович с раннего возраста помогал деду в его ремесле и, позже, занимался репетиторством (он хорошо учился в школе). После призыва в Красную Армию и учебы на командирских курсах отец навсегда связал свою жизнь с армией. Тогда практиковалось территориальное формирование воинских частей (по месту призыва). Это помогало прокормить армию, поскольку крестьяне охотнее помогали продуктами своим сыновьям-красноармейцам, да и дисциплину легче было поддерживать в силу большей однородности личного состава. В случае чего родители сами могли наставить нерадивого сына на путь истины своими методами. Поэтому-то первые годы отец прослужил в Быхове.
Мама, Ася Абрамовна, была родом из Могилева из семьи кожевника. У ее отца была своя мастерская, в которой работал и он сам. Семья была небогатой, но достаточно обеспеченной. У них был кирпичный дом, мама и ее старшая сестра учились в гимназии. Мама вспоминала, как во время Первой мировой войны, когда в Могилеве располагалась Ставка главнокомандующего, гимназию посетил Николай II с царевичем Алексеем, и она вместе с другими девочками приветствовала высоких гостей. После революции все их благополучие рухнуло. Дом и мастерская были реквизированы. Вскоре умерла бабушка, и у мамы на руках остались младшие брат и сестра. Поэтому мама не боялась никакой работы и в трудное с продуктами время в Быхове держала кур, гусей и даже поросенка.
В нашем доме всегда было много книг. Любовь отца к книгам передалась и мне. Не знаю, как и в каком возрасте я научился читать, помню лишь, что в 5 лет я уже читал не только детские, но и взрослые книги, тем более что моим чтением никто не руководил. Мое детство прошло в основном в военной среде, это не могло не сказаться на моем характере, мировосприятии и интернационализме.
Обстановка в стране в предвоенные годы была очень непростой. Прежде всего — шпиономания. Мы, дети дошкольного возраста, уже знали, что вокруг и везде действуют шпионы и враги народа. В 1937 г. широко отмечалось 100-летие со дня смерти А. С. Пушкина. В частности, была издана серия школьных тетрадей с рисунками по сказкам Пушкина на обложках. Мы искали и, нам казалось, находили на этих рисунках какие-то вражеские символы вроде свастики или чего-то еще. В те годы были популярны спички в коробках с этикетками черного цвета с ярко-желтой надписью СССР. В буквах «С», повернутых на 90 градусов, нам виделся нимб, подобный тому, что над головами святых. Как-то старшие ребята угостили нас конфетами-подушечками с начинкой и, очевидно, в шутку, в часть конфет добавили чернила. Когда мы увидели свои перепачканные чернилами рожицы, не было никаких сомнений, что это дело рук вредителей. Сюжеты многих, если не большинства, популярных тогда фильмов и книг были связаны со шпионажем или вредительством. Другой актуальной тогда темой в кино была будущая война, как, например, в фильме «Если завтра война», в котором нападение на нас противника завершалось его разгромом на его же территории. Постоянно звучало: «Нам чужой земли не надо, но и своей вершка не отдадим». Будущий враг был известен — фашистская Германия. О грядущей скоро войне не только говорили, но и готовились к ней. Военные считались элитой общества. Служба в армии действительно считалась почетной. Объявлялись комсомольские призывы в авиацию и ВМФ. Проходили впечатляющие военные маневры с демонстрацией — впервые в мире — массированных воздушных десантов и танковых атак. Я помню огромные многобашенные танки и легкие танкетки, проходившие по улицам Быхова во время маневров 1936 года.