— Говорил же не разделяться, — Женька выругался сквозь зубы и потёр затылок — треснулся о стену из-за толчка Никитки. — Блин, вот что на него нашло, а.
— Погнали за ним, — Игорь обернулся вслед убежавшему брату и скривился. — Обычно всё наоборот. Блядь, только бы в задницу какую-нибудь не попал.
Издалека раздался шорох, сменившийся истеричной руганью. Вслед за возгласами послышались удары: похоже, Никита колотился в дверь, пытаясь её выбить.
Не сговариваясь, остальные ринулись в сторону звука. Промокшие кроссовки, которые Оля привязала к рюкзаку, теперь болтались на нём, как дурацкие ёлочные игрушки, больно били по рёбрам и оставляли на одежде пятна. Плевать, на всё плевать. Её кардиган — как назло, белый! — уже и так безнадёжно испачкался.
Никитос обнаружился у дверей. Скорчившийся на коленях рядом с выходом, жалкий, бледный и встревоженный, но, судя по виду, невредимый.
— Она не… не от… не откр… — он заикался и указывал на входную дверь.
Оля отчётливо помнила: они не стали закрываться, чтобы в случае чего иметь возможность выйти.
А сейчас плотная створка была захлопнута. И, несмотря на все старания пацанов, не поддалась ни на миллиметр.
— Это что же, мы… в ловушке? — одними губами прошептала Оля, оглядываясь. Проходя по коридору, они не встречали окон, которые можно было бы разбить и выбраться наружу — разве что ряды дверей, но за них после услышанного соваться совершенно не хотелось.
Только многочисленные дверные створки и лестница наверх.
Это место становилось всё более странным. Будто мало было автобуса…
— Дверь не открылась? Просто не открылась? — насел на Никитку Женька. — Ты ничего больше не видел? Ничего странного? Никаких там, я не знаю, теней, силуэтов, хоть чего-нибудь?
Никитка судорожно помотал головой и вдруг изумлённо поднял брови, глядя на остальных снизу вверх.
— Чем это так… вкусно пахнет? — протянул он с недоумением.
У Оли по спине пробежала армия мурашек. Пахнет? Они стояли посреди коридора, где по определению не могло пахнуть ничем, кроме старого дерева, пыльной одежды и ещё, пожалуй, средства для мытья полов. И сейчас она не ощущала даже этих запахов, естественных для полузаброшенного деревенского дома — а Никитос где-то унюхал вкусный аромат?
— Никит, — осторожно произнёс Игорь, опускаясь на колени рядом с братом, — Никит, тут сейчас вообще ничем не пахнет. Может, тебе… того? Показалось?
— Да нет же, — Никитос расплылся в улыбке, повёл носом, как зверь. — Вы не чувствуете? Пахнет как… как стейк! Со специями! И с кетчупом!
Как будто это не он полминуты назад дрожал и трясся, вцепившись в наглухо закрытую дверь.
— Его любимое блюдо, — осипшим голосом прокомментировал Игорь. — Никитка, да что с тобой, ау? Приходи в себя уже!
Он беспомощно обернулся в сторону остальных.
— Кажется, что-то его всё-таки догнало, — задумчиво отозвался Женька. — Может, он и сам не заметил, но…
— Ничего меня не догнало! — возмутился Никитка. Сейчас, охваченный нездоровым волнением, он был похож скорее на собственного брата, чем на себя самого. — Я бы увидел!
— Кто тебе сказал? Вдруг ты реально просто не заметил? — Игорь потряс того за плечи. — И хорош уже, ничем тут не пахнет.
Что-то было не так. И это «не так» началось задолго до того, как Никитос заговорил про запах мяса. Даже до того, как они нашли его у двери, скрюченного в три погибели и заикающегося. Никитка никогда не заикался, сколько Оля его помнила — а она училась вместе с двойняшками с самого детского сада. Повезло жить в соседних домах.
— Может, оно догнало его раньше, чем он побежал, — ей отчаянно не хотелось верить в то, что она сейчас сказала, но версия казалась правдоподобнее остальных. — Воспользовалось какой-то слабостью, нагнало страх, оторвало от остальных… а теперь у Никитки галлюцинации. Может, дело в том, что он спал в автобусе. Может, он более уязвим для… этого.
Оля не сразу заметила, что все остальные повернулись к ней, вытаращились странно и пристально. А когда поняла — стушевалась и умолкла под недоумевающими взглядами одноклассников. Что не так? Она что-то не то сказала?
Повисла тишина.
— «Этого»? — переспросил наконец Игорь. — Оля, ты… сейчас прозвучала пиздец пугающе.
— Но она права, — возразил Женька. — Это самое разумное объяснение, которое можно было придумать. Никита повёл себя странно ещё на лестнице, когда мы услышали… звук.
Будто осознав, что говорят о нём, нечто клацнуло снова. Теперь — намного ближе, словно что-то большое медленно кралось из одной запертой комнаты в другую, скрытое рядом одинаковых дверей.
— А знаете, что? — сориентировался Игорь. — Бежим!
Бежать оставалось только в одну сторону — к лестнице. И наверх.
Никитку пришлось хватать за руку и тащить за собой: он еле передвигал ногами.
Оле не хотелось озвучивать свои мысли другим, чтобы не пугать их ещё сильнее, но, пока они стремглав неслись по лестнице и чудом не толкали друг друга, в голове билась неожиданная догадка. Даже не так: ассоциация.
Всё выглядело так, словно их загоняют. Как волка на флажки.
Клацанье и шипение внизу постепенно нарастали, и, когда ребята уже преодолели больше половины пролёта, из-за спины раздался новый звук, который никто не хотел бы услышать.
Скрип открывающейся двери. Небольшой и деревянной — явно не входной.
Как они добрались до второго этажа, охваченная паникой Оля уже не помнила.
— О, чёрт, и здесь эти двери, — выругался Игорь, когда они включили фонарики на телефонах. Второй этаж мало чем отличался от первого — тот же длинный коридор, те же ряды однотипных створок. В отличие от первого этажа — открытых.
За дверями виднелись одинаковые маленькие комнатки, похожие то ли на номера хостела, то ли на тюремные камеры. В каждой комнате виднелось окно. Ребята обрадовались было, но тут же помрачнели: окна оказались закрыты плотными частыми решётками — без болгарки не выбраться.
— Нам надо идти наверх, — пробормотала Стася и зевнула во весь рот, едва успев прикрыться. — В мансарду.
— А стоит ли? — с сомнением произнесла Оля. Если до сих пор происходившее в доме выглядело ой каким недобрым, то… Кто знает, может, наверху должно было оказаться самое страшное?
Она вновь подумала о флажках. Кто бы здесь ни жил, он загоняет их. Вот только, в отличие от красных флажков, от которых волк шарахается только из-за цвета, здешняя опасность — реальна.
Реальна ли?
— Мы все ужасно устали, — добавила она. — Если там, наверху, будет что-то… враждебное, мы не сможем с ним справиться. Понимаете? Нам нужно отдохнуть. Хотя бы.
Все понимали. Но куда ещё идти, кроме как наверх — понятия не имели.
— А что ещё делать? Выход нам закрыт, — пожал плечами Игорь, — а оставаться здесь и отдыхать… Кто знает, вдруг с нами случится то же, что с Никиткой. Никит? Ты как?
— Нормально, — голос Никитоса, однако, звучал совсем не уверенно. — Запах… кажется, исчез. Я и сам не понимаю, что на меня нашло… Просто разом такой ужас, будто от этого звука мы все должны погибнуть. Прости, бро.
— Да ладно уже, — Игорь нервно взъерошил русую шевелюру. — Может, ты и прав был. Но выйти нам уже не дадут. А если где мы и сможем узнать ответы, так это наверху.
— Я не была бы так уверена…
— А я не хочу оставаться здесь!
— Ну так и не оста… — Оля прикусила язык. Нет, разделяться нельзя. Ни в коем случае. В каждом триллере, в каждом фильме ужасов, который она видела, разделяться — значило обрекать кого-то из своей команды на верную смерть.