Мы кукол наряжаем, причесываем, какой-нибудь макияж им делаем и провожаем на работу. Угадайте, кто они по профессии? Нет, не воспитатели в детском саду. И не врачи. Они модели. Кто же еще?! Поэтому они демонстрируют наряды, мы комментируем, аплодируем и потом их дома встречаем. И, что интересно, зарабатывают они полные сумки денег.
Я решила Анюте объяснить, что деньги – не главное. Начала издалека. Спросила, зачем им так много денег. Вы опять ни за что не догадаетесь, какой был ответ:
– А налоги? А людям помочь? Нужно много зарабатывать.
В следующий раз, когда навязчивая реклама по телевизору предлагала кредиты, рассрочки и скидки, Анюта изрекла:
– Это все ерунда. Надо накопить, а потом купить. Со скидкой.
А вот вы знаете, как можно стать президентом? Анюта считает, что сначала надо поработать мэром, потом губернатором, потом премьер-министром. Только она добавила, что никакой новый президент не нужен. У нас и настоящий очень хороший.
Мама не удивилась, когда я поделилась с ней последними высказываниями Анюты. Она сказала, что я была тоже очень одаренным ребенком и достала из шкафа синенькую тетрадочку. А там…
Ну, я думаю, что такие тетрадочки хранятся в каждом доме, и все мы там умненькие. Кто же из родителей не запишет ерунду, которую дети обычно лепечут?
В общем, я себя процитирую два раза. И было мне тогда три года. О папе:
«– Папа на работе чертежи чертежинет… чертежит… Нет! ЧертИт!»
О дедушке:
«– Я не люблю, когда люди мытапырятся! Вот дед у нас совсем неэгоистый!»
Хотя я сама себя не совсем поняла, мне понравилось.
Тут бабушка вспомнила книгу Корнея Чуковского «От двух до пяти». Я нашла ее в интернете, почитала и совсем было загордилась Анютой, собой. А бабушка сказала:
– Вот то поколение, о котором рассказывал Чуковский, когда выросло, покорило Космос и подарило вам интернет, где ты постоянно сидишь. А когда вы будете взрослыми, тоже сделаете свои открытия. Мир так устроен.
Да, бабушка права, так устроен мир.
Школа искусств Камертон
Эта история случилась не за тридевять земель, а в моей родной Школе искусств, куда я однажды по недосмотру бабушки пришла ни свет, ни заря.
Присела на скамеечку у кабинета, сижу. Тишина… И вдруг, в кабинете Гитара зазвенела, запела. Потом голос:
– Уважаемая, нельзя ли потише?!
В ответ слышу:
– Вам, господин Баян, никогда не угодишь. Я играю погромче, чтоб все успели проснуться и привести себя в порядок. Скоро дети придут!
– Ох уж эти дети, ох уж эти дети! – заворчал Баян и пробежался по кнопкам. – Если бы они дома уделяли музыке не двадцать минут, а хотя бы два часа, мы бы и горя не знали!
Тут высоким голосом запела Скрипка:
– Жаль, что наши дети не Моцарты. Если были бы они, как Амадей, так все свое время отдавали бы музыке.
– Господа, не забывайтесь. Если все будут, как Моцарт, кто будет строить заводы и печь хлеб? – заговорило Фортепиано и сыграло гамму. – Вы знаете, меня радует, что у первоклашек пока слабые пальчики. Мне не так больно, когда они ошибаются и нажимают не те клавиши.
Тут вступила Гитара:
– А я страдаю от старшеклассниц. И все из – за маникюра. Стоит преподавателю не доглядеть… И зачем они торопятся стать дамами?
Заговорила Скрипка:
– Не жалуйтесь, господа. Если бы вы знали, как рискуют мои собратья, которых таскают туда-сюда. От дома к школе и наоборот. Ведь дорога такая непредсказуемая! Хорошо, что футляры прочные.
Снова заговорил Баян:
– Господа, а вы бы не хотели видеть у нас в кабинете ударные?
– Я полагаю, нам их очень не хватает, – проговорило Фортепиано.
– Да-да! – подхватила Гитара. – Тогда бы мы могли хоть иногда зажигать по-настоящему.
Тут поплыла красивая незнакомая мелодия. Но через несколько секунд неожиданно затрубила Труба:
– Отставить разговоры! Исполнить Гимн Школы!
И я услышала… «Оду к Радости» Бетховена! (Интересно, кто-нибудь в Евросоюзе знает, что у нашей школы тот же гимн, что и у них)?
И тут захлопали двери, раздался смех…
Любимый предмет
Любите ли вы историю? Я… люблю. И сейчас расскажу очередную. Была у нас тема – Древний Восток. Составляла я кроссворд. Тридцать пять слов! Украсила картинками. И вот рядышком с героями данной цивилизации нечаянно приклеила русского мужика в лаптях. Вот было бы у меня десять картинок, разве бы я своего родного не узнала? А их тридцать пять! Ирма Виссарионовна объявила: «историческая ошибка!» и снизила оценку. Она, конечно, права, нужно быть внимательной, но тридцать пять слов!