Анакреон
Ода XXVIII [9]
Мастер в живопистве первой, [10]
Первой в Родской стороне,
Мастер, научен Минервой,
Напиши любезну мне.
Напиши ей кудри черны,
Без искусных рук уборны,
С благовонием духов,
Буде способ есть таков.
Дай из роз в лице ей крови
И как снег представь белу,
Проведи дугами брови
По высокому челу,
Не сведи одну с другою,
Не расставь их меж собою,
Сделай хитростью своей,
Как у девушки моей;
Цвет в очах ее небесной,
Как Минервин, покажи
И Венерин взор прелестной
С тихим пламенем вложи,
Чтоб уста без слов вещали
И приятством привлекали
И чтоб их безгласна речь
Показалась медом течь;
Всех приятностей затеи
В подбородок умести
И кругом прекрасной шеи
Дай лилеям расцвести,
В коих нежности дыхают,
В коих прелести играют
И по множеству отрад
Водят усумненной взгляд;
Надевай же платье ало
И не тщись всю грудь закрыть, Чтоб, ее увидев мало,
И о прочем рассудить.
Коль изображенье мочно,
Вижу здесь тебя заочно.
Вижу здесь тебя, мой свет;
Молви ж, дорогой портрет.
Ломоносов
Ответ
Ты счастлив сею красотою
И мастером, Анакреон,
Но счастливей ты собою
Чрез приятной лиры звон;
Тебе я ныне подражаю
И живописца избираю,
Дабы потщился написать
Мою возлюбленную Мать.
О мастер в живопистве первой, Ты первой в нашей стороне,
Достоин быть рожден Минервой, Изобрази Россию мне,
Изобрази ей возраст зрелой
И вид в довольствии веселой, Отрады ясность по челу
И вознесенную главу;
Потщись представить члены здравы, Как должны у богини быть,
По плечам волосы кудрявы
Признаком бодрости завить,
Огнь вложи в небесны очи
Горящих звезд в средине ночи, И брови выведи дугой,
Что кажет после туч покой;
Возвысь сосцы, млеком обильны, И чтоб созревша красота
Являла мышцы, руки сильны,
И полны живости уста
В беседе важность обещали
И так бы слух наш ободряли,
Как чистой голос лебедей,
Коль можно хитростью твоей;
Одень, одень ее в порфиру,
Дай скипетр, возложи венец,
Как должно ей законы миру
И распрям предписать конец;
О коль изображенье сходно,
Красно, любезно, благородно, Великая промолви Мать,
И повели войнам престать. [11]
Между 1756 и 1761
Михаил Ломоносов
Разговор с Анакреонтом
Тщетно я скрываю сердца скорби люты, Тщетно я спокойною кажусь.
Не могу спокойна быть я ни минуты, Не могу, как много я ни тщусь.
Сердце тяжким стоном, очи током слезным
Извлекают тайну муки сей;
Ты мое старанье сделал бесполезным, Ты, о хищник вольности моей!
Ввергнута тобою я в сию злу долю, Ты спокойный дух мой возмутил, Ты мою свободу пременил в неволю, Ты утехи в горесть обратил; И, к лютейшей муке, ты, того не зная, Может быть, вздыхаешь о иной, Может быть, бесплодным пламенем сгорая, Страждешь ею так, как я тобой.
Зреть тебя желаю, а узрев, мятуся
И боюсь, чтоб взор не изменил; При тебе смущаюсь, без тебя крушуся, Что не знаешь, сколько ты мне мил.
Стыд из сердца выгнать страсть мою стремится, А любовь стремится выгнать стыд.
В сей жестокой брани мой рассудок тьмится, Сердце рвется, страждет и горит.
Так из муки в муку я себя ввергаю, И хочу открыться, и стыжусь, И не знаю прямо, я чего желаю, Только знаю то, что я крушусь; Знаю, что всеместно пленна мысль тобою
Вображает мне твой милый зрак; Знаю, что, вспаленной страстию презлою, Мне забыть тебя нельзя никак.
1759
Михаил Ломоносов
Случились вместе два Астронома в пиру
Случились вместе два Астронома в пиру
И спорили весьма между собой в жару.
Один твердил: земля, вертясь, круг Солнца ходит; Другой, что Солнце все с собой планеты водит: Один Коперник был, другой слыл Птолемей.
Тут повар спор решил усмешкою своей.
Хозяин спрашивал: “Ты звезд теченье знаешь?
Скажи, как ты о сем сомненье рассуждаешь?”
Он дал такой ответ: “Что в том Коперник прав, Я правду докажу, на Солнце не бывав.
Кто видел простака из поваров такова, Который бы вертел очаг кругом жаркова?”
Михаил Ломоносов
Надписи к статуе Петра Великого.
НАДПИСЬ 1
К СТАТУЕ ПЕТРА ВЕЛИКОГО
Се образ изваян премудрого героя, Что, ради подданных лишив себя покоя, Последний принял чин и царствуя служил, Свои законы сам примером утвердил, Рожденны к скипетру, простер в работу руки, Монаршу власть скрывал, чтоб нам открыть науки.
Когда он строил град, сносил труды в войнах, В землях далеких был и странствовал в морях, Художников сбирал и обучал солдатов, Домашних побеждал и внешних сопостатов; И словом, се есть Петр, отечества Отец; Земное божество Россия почитает, И столько олтарей пред зраком сим пылает, Коль много есть ему обязанных сердец.
НАДПИСЬ 2
К ТОЙ ЖЕ
Елисавета здесь воздвигла зрак Петров
К утехе россов всех, но кто он был таков, Гласит сей град и флот, художества и войски, Гражданские труды и подвиги геройски.
НАДПИСЬ 3
К ТОЙ ЖЕ
Металл, что пламенем на брани устрашает, В Петрове граде се россиян утешает, Изобразив в себе лица его черты; Но если бы его душевны красоты
Изобразить могло притом раченье наше, То был бы образ сей всего на свете краше.
НАДПИСЬ 4
К ТОЙ ЖЕ
Зваянным образам, что в древни времена
Героям ставили за славные походы, Невежеством веков честь божеска дана, И чтили жертвой их последовавши роды, Что вера правая творить всегда претит.
Но вам простительно, о поздые потомки, Когда услышав вы дела Петровы громки
Поставите олтарь пред сей геройский вид; Мы вас давно своим примером оправдали: Чудясь делам его, превысшим смертных сил, Не верили, что он един от смертных был, Но в жизнь его уже за бога почитали.
НАДПИСЬ 5
К ТОЙ ЖЕ
Гремящие по всем концам земным победы, И россов чрез весь свет торжествовавших следы, Собрание наук, исправленны суды, Пременное в реках течение воды, Покрытый флотом понт, среди волн грады новы
И прочие дела увидев смерть Петровы
Рекла: «Сей человек предел мой нарушил
И доле в мире сем Мафусаила жил».
Так лета по делам считая, возгласила
И в гроб великого сего героя скрыла.
Но образом его красуется сей град.
Взирая на него, Перс, Турок, Гот, Сармат
Величеству лица геройского чудится
И мертвого в меди бесчувственной страшится.
Между 1743 и 1747