Однако на сей раз директриса вознамерилась всё переиначить. Она заявила, что слабым ученикам не место в гимназии, и из четырёх полувыпускных восьмых классов будут сформированы только три девятых: математический, гуманитарный и обычный – без всякого уклона. А лоботрясов, которые по результатам экзаменов и годовых оценок в табеле окажутся худшими, отправят в ту самую «дебильную» школу, куда Владимир несколько лет назад не захотел отдавать своего Павлушу. Правда, слабоумных детей там давно уже не было, но кто согласится на перевод своего дражайшего чада из лучшей школы города в самую что ни на есть захудалую? Кроме того, перспектива довериться жребию – маловразумительному конкурсу – мало кого устраивала. Ведь не было никаких гарантий, что всё пройдёт честно и объективно.
О неординарном и даже, можно сказать, жестоком решении директрисы и педсовета было объявлено за два месяца до «полувыпускных» экзаменов. Что тут началось! Родители рвали и метали. Разговоры «шибко вумных» вундеркиндов о том, что никто не хочет учиться, прекратились, будто по мановению волшебной палочки. Напротив, отцы, используя по мере сил и возможностей «ременной» ресурс, буквально вбивали в головы своих недорослей здравую мысль о том, что вместо авторучки и калькулятора им по окончании школы придётся взять в руки кирку и лопату, а может быть даже кувалду или бензопилу.
Кое-кто пытался воспользоваться связями и так называемым «телефонным правом», которое в советские времена было распространено повсеместно. На директрису и нового начальника горОНО давили немилосердно, но школьная реформа давно и однозначно была анонсирована из Москвы, а потому городские власти не решились плыть против течения. Время было такое. Ельцин федеральных министров менял, как перчатки, а уж «попутавшего берега» чиновника среднего ранга сковырнуть с должности – это было совсем не сложно.
Володя не имел знакомых во властных структурах. На Лидию, на её знания также особой надежды не возлагал. Она ведь совсем недавно начала заниматься «условно самостоятельно». Это, конечно, радовало, но с учётом первых двух четвертей годовые оценки у девчонки должны были быть ниже среднего. К тому же, директриса ещё не определилась до конца, какие именно экзамены будут сдавать претенденты на высокое звание гимназиста? Ну, математика там, литература или изложение – это подразумевалось само собой, к этому Лидия была готова. Но что ещё придётся навёрстывать в срочном порядке? Время шло, а ответа на этот животрепещущий вопрос не было.
Неопределённость мучила учеников и родителей. В советские времена ничего подобного не могло быть в принципе. Тогда всё было чётко и ясно, а тут – множество новых учебников, альтернативная история, некогда запрещённый Солженицын… в общем, беда да и только!
Наконец на семейном совете решили подавать документы в гуманитарный класс. Но… незадолго до экзаменов выяснилось, что конкурс здесь будет рекордно высокий. Кроме того, комиссия решила, что «гуманитариям» придётся сдавать историю, к чему мало кто готовился. Да и учебника толкового по этому ставшему вдруг неоднозначным предмету попросту не оказалось в наличии. Радовало, что новейшую историю в восьмом классе не проходили, а достоверные знания по средневековью реформаторы от образования пока ещё не успели «обогатить» своими креативными баснями и измышлениями.
К тому же, во время занятий с дочерью Владимир делал упор на точные науки, но теперь Лидия заявила, что история – не математика, и за оставшийся месяц она вполне сумеет самостоятельно подготовиться к экзамену. А потому на семейном совете было решено оставить всё как есть и сдавать то, что судьба пошлёт. (О боге в те кризисные переломные годы ещё мало кто задумывался).
7.
Сказано – сделано! Основные экзамены Лида сдала довольно-таки прилично – на четыре и пять. Причём, готовилась она к ним почти самостоятельно. Остался последний – та самая история, из-за которой было сломано столько копий. За два дня до часа икс Володя заметил, что дочь занимается чем-то посторонним. Он задал ей вопрос по теме грядущего экзамена, затем второй, третий. Она не смогла ответить. Нет, кое-что недобросовестная ученица, конечно, знала, но этого было явно недостаточно.
Раздосадованный тем, что опять не сумел уследить за дочерью, Владимир тут же потребовал у неё учебник, перечень вопросов для подготовки и попытался организовать мозговой штурм, так хорошо знакомый студентам, которые без проблем могли за одну ночь подготовиться к любому экзамену – хоть по китайскому языку. Однако Лидия воспротивилась подобному «насилию над личностью» и, не сдавая оборонительных позиций, заявила, что она, так сказать, учила.