Благодаря этому почти все заводы лишились своих КБ и ТБ, роль которых на себя взяли несколько отраслевых институтов. Освободившиеся люди с высшим образованием пополнили ряды учителей, преподавателей, операторов обрабатывающих комплексов с программным управлением и прочих тружеников интеллектуального фронта.
Конечно, не все из них были довольны сменой деятельности. Находились и такие (к моему глубокому сожалению таких было большинство) кто отнесся к происходящим переменам с изрядным недовольством. То что их ставки сокращают за ненадобностью, а им выдают направление на учебные курсы по переквалификации было встречено ими со скандалом. Некоторые даже умудрялись устраивать саботажи, чтобы доказать свою необходимость предприятию. В принципе это были довольно ограниченные и недалекие умом люди, так что и их вредительская деятельность не наносила особого вреда производству. Конечно, когда всё вскрывалось, а делалось это элементарно благодаря полной прозрачности всего производственного процесса.
С самими же саботажниками и остальными кто категорически не желал учиться и получать новую профессию из тех что необходимы стране и его народу поступал в отделения народной милиции на так называемое “перевоспитание”.
Вообще когда генеральный секретарь партии, а по факту правитель всей страны обратился к населению с информацией о прекращении деятельности двух немаловажных в жизни страны министерств с одновременной отставкой всех сотрудников, меня натурально охватила паника. Я хоть и признавал правильность этого решения и понимал причины побудившие его принять, но большая часть населения страны была просто-напросто к этому не готова. Первое время все словно замерли ожидая дальнейших действий, так что с охраной общественного порядка от дебоширов и пьяниц успешно справлялись созданные в авральном режиме патрули добровольцев, усиленные бывшими сотрудникам органов внутренних дел (из тех кто несмотря на свою работу оставался “человеком”). Но затем количество преступлений стало нарастать с катастрофической скоростью. Добровольцы не справлялись а бывшие сотрудники зачастую и были инициаторами преступлений. Грабежи, разбои, преступления против личности, кражи и хищения, а также ничем не мотивированные (по моему мнению) убийства совершались даже вполне добропорядочными людьми. Но у них что-то изменялось в сознании только при одной мысли о возможной безнаказанности. Зря дикторы по телевидению и радио только и говорили о суровом и неотвратимом наказании, а в распределенной сети миниЭВМ выкладывались факты о бессмысленности тех или иных преступлений. Несмотря на все увещания люди почему то продолжали считать, что коль больше нет сотрудников правоохранительного аппарата, то и законы отменили своё действие.
Именно в этот момент мне пришлось принять очередное тяжелое решение. Получив приказ по комсомольской линии, множество молодых рабочих и инженеров, за несколько дней оборудовали камеры предварительного заключения бывших милицейских участков, так называемыми нейроиндукторами. После этого всех дебоширов, буянов, и пойманных за любыми преступлениями людей тащили туда. В камере, буквально за несколько минут, человеку поступившему закон загружалась нейроматрица законопослушного человека.
Конечно, это было плохое решение, но только взглянув на статистику правонарушений за первую неделю после роспуска МВД, я не мог не решиться на это.
Матрица загружаемая в нейропространство правонарушителей, была очень ограниченная и рассчитанная на максимально широкие параметры нейрообраза среднестатистического человека. Но даже такая “рыхлая” матрица, в сорока процентах случаев вставала криво, и вместо мягкого непринятия асоциального образа жизни, заставляла обработанных граждан как огня бояться любого нарушения закона.