На другое утро, еще до уроков, Петрон пришел в класс торжественный и важный.
— Я должен серьезно с вами поговорить, — сказал он. — Второй раз из-за хулиганской выходки одного из вас страдает жизнь ни в чем невиновного мальчика…
Я уже плохо помню, что и как говорил Петрон, но все о том же, о нациях, о том, что все при советском правительстве равны и всякое другое… Мне кажется, весь класс был против Бранда.
— Бранд учиться у нас конечно больше не будет, — сказал он, — а вы все должны принять это, как урок. — Он говорил долго, полурока прошло. Потом мы обступили Марью Петровну и стали спрашивать о Рейзине.
— Он в больнице и пролежит долго, — сказала она.
21 марта.
Вчера было созвано в отряде Бранда собрание по поводу его выходки. Пришел и Бранд. Вообще с того момента, как все это случилось, его и след простыл. Тогда, у канавы, он обошел горку и скрылся. Не пришел больше и в классы. Говорили, что на другой же день, на совете, решено было его исключить. Вызвали отца, отец даже и не просил больше за Бранда. Так его и исключили. А когда после всей этой истории мы с ним повстречались, мне показалось, что он какой-то бледный, будто больной. Совсем какой-то непохожий на прежнего Бранда.
Ребята шумели и гудели. Вожатый их, Миша, никак не мог навести порядок. Он стучал и ладонями и молоточком о стол, а ребята все не усаживались по местам.
Наконец, все затихло.
Теперь, когда все это кончилось, мне даже кажется, что с Брандом еще хорошо поступили. Тогда мы все были против него. Нас, нескольких ребят, вызвали от нашей группы, так как у нас все это случилось. Иванов рассказал, как все было.
— Можешь высказаться, Бранд, — сказал Миша.
— Я… я… я не хотел его толкать. Он сам упал, — проговорил Бранд.
— Врет, — крикнул Витя.
Ужасно трудно по порядку записать, как все было. Там как будто и порядка никакого не было. Все орали, кричали. Кричал и Бранд. Он все напирал на то, что Хаим смешной.
Из отряда Бранда исключили на три месяца.
— Дадим ему время исправиться, — сказал Миша.
— Вон его совсем, — крикнул Иванов.
— К чертям его, — раздался еще голос.
— Ладно… Там видно будет, — махнул Миша Иванову.
Вообще, мы все хотели, чтобы его совсем исключили. Так странно это бывает: когда зол на кого-нибудь, в ту минуту только и хочешь, чтобы хуже и хуже ему сделать. А потом пройдет злоба, и уже все равно и даже жаль мальчишку. Так было и тут.
Я, когда рассказал обо всем, как было с Брандом, папе, он сказал, что это так бывает в детстве. А после из Бранда может и недурной парень выйти.
У Бранда в этот день был такой вид, какого я никогда у него не видал.
25 марта.
Сегодня мы узнали о Бранде. После истории с Рейзиным, Бранда послали к какому-то доктору, который посоветовал его отцу отдать его в сельскохозяйственную колонию… Он говорит, что Бранду лучше больше заниматься физическим трудом, тогда он забудет обо всех глупостях, и исправится его дурной характер. Бранда увезли далеко от нашего города, чтобы отдать в колонию.
— Что ж, в колонию, — это хорошо. Там он исправится скорее — сказал Иванов, когда узнал об этом.
Я тоже согласен, что в колонию недурно поехать. Я бы, пожалуй, и сам охотно поехал в колонию. У нас тут все говорят, говорят, все надоело. В школе учат, учат. В отряде тоже все учат — правила там пионерские или доклады читают.
Уже это все нам скучно. Вот пилить бы что-нибудь или строгать. Или вот в колониях, там интересно. Сами ребята огороды разводят, в саду и в поле работают. Говорят, в некоторых колониях мастерские есть.
Я бы с удовольствием, с удовольствием поехал и сам в колонию.
Сегодня я говорил об этом с ребятами.
— Что ж, начинай хулиганить, тоже отправят, — смеясь, сказал Витя. — Вот мне ногу сломай…
Мы все посмеялись.
— А что, ребята, и в самом деле работы нам не хватает, — сказал Иванов. — У меня мускулы вон какие, посмотрите.
Он засучил рукав и показал свои мускулы.
— А у меня!
— А у меня, гляньте!
— Да, мускулы у нас у всех здоровые, да работать негде.
1 апреля.
Выздоровление Рейзина идет хорошо. Мы навестили его в больнице. Он улыбнулся нам и радостно закивал головой. В больнице он лежит в чистоте и порядке, не то, что дома.
— Ну, Хаим, нету Бранда, будто и не было его, — рассказывал Иванов и смеялся.
— Рад? — спросил Саша.
Хаим только пробормотал что-то в ответ и улыбнулся. О нем всегда только догадаться нужно, прямо ведь он не скажет.