В конце драки вошла в класс Марья Петровна.
— Разойдитесь, разойдитесь сию минуту! — закричала она гневно. — И конечно, как всегда, Бранд… Ты наша заноза.
Мы все сконфуженнее, встрепанные и красные поплелись на свои места, а Марья Петровна сердито говорила:
— А ты туда же, Виктор, с Брандом связался…
— Пускай он оставит в покое Рейзина, а то не то еще будет! — закричал Саша, а Витя прибавил. — И чтоб не смел дразнить жидами.
— Попробуйте… Неизвестно, кто больше получит! — на весь класс заорал Бранд.
Тогда Марья Петровна сердито что-то проговорила и вышла из класса, а через несколько минут вошел Петрон…
Петрона мы все порядочно боимся, чуть что, он грозит исключением из школы, и вообще он как посмотрит своими маленькими черными глазами сквозь большие очки в роговой оправе, — делается как-то не по себе.
Петрон не кричит на нас, а говорит даже как будто совсем тихо, но от его тихого голоса и пристальных глаз так бы и залез в погреб куда-нибудь. Он меня раз вызывал в канцелярию (это у нас вызывают, когда надо отчитать кого-нибудь), так я вышел оттуда совсем распаренный.
Петрон вошел расстроенный. Ну, и задал он Бранду. Он говорил, что еще одна крупная шалость, и Бранда исключат из школы.
— И вообще, завтра без отца в школу не приходи, — сказал Петрон. — У твоего отца мы узнаем, кто тебя научает твоих товарищей евреев называть жидами и так хулиганить.
Потом Петрон строго сказал Вите, что такому славному парню и хорошему ученику, как он, не следует связываться с Брандом.
— Пускай не лезет, — пробормотал Витя.
Мы все молчали. Вообще при Петроне мы не большие мастера разговаривать.
Пред уходом Петрон сказал об отвратительной привычке, которую неизвестно где усвоили некоторые ученики, о привычке ссориться со своими товарищами из других наций.
— Это печальное явление, — сказал Петрон, — имело место в царской школе. В советской этого быть не должно… Помните это.
Он решительными шагами вышел из класса, а у нас на несколько минут наступило молчание. Потом все мы загудели, стали делиться друг с другом впечатлениями.
Мы думали, что на Бранда подействует взбучка, полученная от Петрона, но оказалось, что ничуть не бывало. Рейзина-то он некоторое время действительно не трогал, но зато сдружился с Падиной и Груздевой, а потом — смотрим — Падина нечаянно опрокинула свою чернильницу на тетрадку своей соседки Ривы, а Груздева порвала платье Иде Малкиной. Девчонки конечно ревели, опять разбиралось дело, вообще буза была страшная.
Нет, право, у нас в школе творится что-то безобразное. Я думаю, что нам вместо того, чтобы возмущаться, следовало бы принять какие-нибудь меры против этой шайки. Ведь такая постоянная буза даже мешает нам заниматься. Это сказала как-то и Мария Петровна:
— Ну, посмотрите, на кого вы похожи — красные, встрепанные, головы заняты всеми этими глупостями. И от всего этого страдает конечно ваше учение.
Надо будет поговорить с Ивановым. Пускай в отряде примутся за Бранда и сделают с ним что-нибудь…
12 ноября.
Уже очень давно я ничего не записывал. Мешала масса всяких дел. За это время произошло столько событий, что мне придется несколько дней писать о них.
После взбучки, заданной Бранду Петроном, приходил отец Бранда. Он обещал Петрону, что примет против сына строгие меры, и просил его не исключать. Потом он зашел в класс, к Марье Петровне, и просил и ее. У него было такое грустное лицо.
— Что ж, так никуда мой мальчишка и не годится? — спросил он.
— Да нет же. Почему никуда не годится?! Он мальчик не тупой, даже понятливый, и учится не плохо, — сказала Марья Петровна, — но ведет себя ужасно.
Мы столпились в это время около Марьи Петровны и слышали весь разговор.
— Эх… Сына мечтал иметь хорошего, — проговорил он и махнул как-то шапкой.
— А вы за него возьмитесь, — посоветовала Марья Петровна. — Без присмотру он у вас.
— Да, это верно, — сказал Бранд-отец и вздохнул.
Несколько дней Бранд был как будто тише, а потом начал свое прежнее. Дергал и толкал Рейзина, задирал Витьку и передразнивал евреев и татар. Или подзуживал девчонок против евреев.
Иванов мне сказал, что в отряде уже хотели исключить Бранда, но потом решили не исключать его, так как этим мало поможешь делу.