— А как же тогда близнецы Уизли ухитряются проказничать?
— Значит, система наблюдения замыкается лично на директора, и некоторые вещи он допускает. «На то и щука в море, чтобы карась не дремал». Так о чем ты хотел поговорить?
— О Темных Метках... и Темных лордах.
— И то, и другое — во множественном числе?
— Да.
— Хорошо. Я слушаю.
— Я бы заговорил с тобой раньше, но Дафна...
— Видящая, как всегда, права.
— Почему?
— Пока что я не хочу обсуждать столь... неоднозначные вещи при Гермионе.
— Но ведь...
— Ее ввела в магический мир МакГонагалл. Человек директора. Подозреваю, ей качественно промыли мозги, и убедить ее в том, что Тьма — не всегда Зло, может оказаться задачей нетривиальной.
— Согласен.
— Так что — подождем. Есть у меня... некоторые мысли.
— Подождем. Но, я хотел поговорить не об этом.
— Да?
— Я хочу предложить новому Темному лорду свою службу.
— Ты уверен?
— Да. — Драко попытался опуститься на колено, но я остановил его.
— Не стоит. Хоть нас и не слышат, но кто-нибудь может увидеть.
— Хорошо. Тогда...
— Просто, скажи то, что считаешь правильным.
— Я, Драко Малфой, наследник семьи Малфой, предлагаю Темному лорду свою службу и свою верность, уж какие бы они не были.
— Черный камень иного мира приветствует тебя, Драко Малфой, во Внутреннем круге.
С этими словами рисунок, придуманный мной еще во времена руководства небольшой сектой почитателей Познающего, возникает на руке Малфоя. Черные линии некоторое время четко видны на коже, а потом — гаснут и исчезают.
— Странное ощущение. Она исчезла, но осталась.
— Именно так. Я — не Реддл, и не могу себе позволить подставлять своих вассалов, обеспечивая их столь... заметными особыми приметами. Метка будет видна, только если ты захочешь этого.
— А что она еще может?
— Я пока только начинаю свой путь в этом мире... Так что может она немногое. С ее помощью я могу позвать, и могу ответить на Зов. Причем, и в том, и в другом случае никакие антааппарационные щиты помехой не станут.
— Сильно.
— Не очень. Возможно, в будущем мы сможем расширить ее функциональность.
— А как получилось...
— Что Герой и Надежда Магической Британии стал Темным?
— Да.
— Это знание пока преждевременно... Но время придет. Пока что скажу только, что жизнь в семье магглов, которая знает о магии и ненавидит ее — плохая почва для взращивания доброты и всепрощения. А пока... посмотри мне в глаза.
Взгляд Драко встречается с моим, и я окружаю память об этом разговоре барьером, который в свое время выдержал весьма пристальное внимание Инквизиторов. Хотя над сознанием Драко явно поработал сильный псайкер (подозреваю, что это был Снейп), но удержать щиты под напором директора он все равно не сумел бы. А достоинством установленной мной защиты была ее малая заметность. Если кто-нибудь (например, Дамблдор) захочет узнать содержание этого разговора — он «узнает», что мы обсуждали арсенал пакостей от близнецов Уизли, и то, что из этого арсенала стоит применить к Лаванде Браун за ее выпады в сторону Гермионы.
— Ух ты!
— Неплохо, правда?
— Да. — Драко просматривает фальшивое воспоминание. — Идея с превращающими помадками кажется мне... перспективной и многообещающей. — С этими словами мы снова входим в зону наблюдения.
— А, на мой взгляд — грубовато. Надо придумать что-нибудь более изящное. Ладно, еще подумаем. Как ты считаешь, Дафна захочет присоединиться?
— Если расширить круг получателей «сюрприза» за счет Панси — обязательно.
Драко явно понял вопрос, и ответил не только на тот, который был задан, но и на тот, который подразумевался. Так, продолжая болтать на безопасные темы, мы вернулись в Хогвартс.
Первые заклинания
Как это ни покажется странным, переход от подготовительных упражнений к реальному использованию магии дался мне очень тяжело. Иногда создавалось впечатление, что я, как и в годы странствий по Империуму, попал в зону особого внимания Архитектора Судеб, с его весьма специфическим чувством юмора. Про адамантовую спичку я уже говорил. Она, кстати, так и осталась адамантовой, даже когда все превращенные иголки давно вернулись в свое прежнее, спичечное состояние. Обычный светлячок «Люмос» в моем исполнении вспыхивал, как светошумовая граната, ослепляя всех, кто находился в одном помещении со мной, независимо от того, в каком направлении они смотрели. Усиленную версию, «Люмос Ма’ксима» я даже не пытался произнести, и профессор Флитвик меня всячески в этом поддерживал. И вот теперь я сидел в гостиной Гриффиндора и напряженно размышлял: что же я делаю неверно?